Кейс Ваайман - Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Поиски истины в сфере человеческой практики связаны со случайной, конкретной ситуацией. Аристотель называет эту ситуацию «конкретной и конечной»: мы не можем идти далее, за ее пределы [1734] Ibid., VI12, 1143a 29. . В каждой ситуации есть конкретные элементы, которые должны быть доведены до своей конечной цели посредством взаимного приспособления друг к другу. Как только конкретная ситуация усилием человека доведена до должного конца, действие достигает своей цели: выявляется конкретное добро. Конечное добро, поддерживающее все добрые поступки, — это счастье [1735] Ibid., I 2, 1095a 14 — 1095b 13. . Таким образом, лук человеческого поступка натянут между предельно конкретной ситуацией, в которой оказывается человек, и реализацией его счастья. Как и в случае реализации научного знания и мудрости, здесь также присутствует духовная проницательность (нус), охватывающая оба полюса. «Теперь все вещи, которые относятся к праксису, относятся к конкретным и конечным элементам; человек, обладающий практической мудростью, должен быть осведомлен о них. Суждение и осмысление касаются поступка с этими конечными элементами. К конечным элементам и этим двум направлениям имеет отношение также и духовная проницательность. В конечном счете, как первые принципы, так и конечные элементы относятся к духовной проницательности, а не к взаимному приспособлению» [1736] Ibid., VI12, 1143a 32 — 1143b 1. .

Так же, как и в случае научного знания, духовная проницательность — это первое и последнее. Но, в отличие от научного знания, наивысший принцип не обнаруживается посредством абстрагирования от конкретных вещей; скорее, конкретный опыт преобразуется в направлении цели (добро, добродетель, счастье), что является преобразующим принципом преображения. Преобразующей силой является не взаимное приспособление элементов (логос), а духовная проницательность, осведомленная о первом принципе поступка: цель, добро, добродетель и счастье. Духовное зрение, глядя на конкретную реальность, истолковывает формирующую возможность этих принципов. «Это принципы, из которых проистекает цель, иначе говоря, общее, является результатом частного. Эта частность должна быть схвачена восприятием, и именно это восприятие представляет собой духовную проницательность» [1737] Ibid., VI 12, 1143b 4–5. .

Как мудрость (софиа) связывает духовную проницательность с научным знанием, так же и практическая мудрость (фронэсис) проделывает то же самое в случае человеческого поступка: практический ум оценивает конкретные возможности, направляет человеческие устремления к достижению добра и приспосабливает друг к другу различные факторы, участвующие в этом. До самого конца он взвешивает и рассчитывает свои возможности. Он снует между доброй целью и возможностями, присущими ситуации. Он направляет устремления, делает их внутренне понятными, так что, подобно ясному взору, он видит и использует возможности. «Если тогда человек практического ума все хорошо обдумает, то эта превосходная осмотрительность правильно соотнесет все то, что способствует цели, о которой у человека, обладающего практической мудростью, есть истинное представление» [1738] Ibid., VI10, 1142b 31–33. . Здесь мы наблюдаем, как практическая мудрость приводит в действие духовную проницательность: практический ум имеет реальное представление о цели, которую он распознает как возможность в конкретной ситуации, и посредством тщательного внутреннего обдумывания предпринимает все для того, чтобы обеспечить реальное достижение этой цели посредством поступка.

Два типа исследования

В самом начале, в первой книге своей Никомаховой этики, Аристотель обращается к двум типам исследования, которые являются результатом вышеупомянутой разницы между объектами: «Нам следует довольствоваться той степенью точности, которая подходит для рассматриваемого предмета» [1739] Ibid., 1 1, 1094b 11–12. . Метод определяется объектом. Это двоякое единство, которое является основополагающим для всякого поиска истины, определяет характер и степень точности. «Нельзя ожидать одинаковой точности от всех видов исследования,

не больше, чем когда это касается результатов мастерства» [1740] Ibid., II, 1094b 13–14. . Если мы захотим исследовать, как люди ведут себя, что движет ими, какой путь они выбирают при этом, мы сразу же обнаружим разницу в интерпретации. То, что одному человеку кажется совершенно очевидным и непосредственно вытекающим из природы самого предмета, выглядит условностью в глазах другого. То, что по сути своей хорошо для одного, другой подвергает сомнению, так как смотрит на последствия.

Поскольку мы говорим об этом виде предмета и пользуемся этими терминами, мы должны довольствоваться грубым и схематичным представлением истины. Ибо когда мы говорим о вещах так, как они обычно представляются и основываются на таких предпосылках, мы должны допустить, что следствия будут носить тот же характер. Поэтому мои читатели должны принимать мои утверждения в том же духе. Ведь отличительной чертой хорошо образованного человека является стремление только к той точности, которая соответствует природе предмета. Справедливо и обратное утверждение: неразумно принимать вероятностные умозаключения математика и требовать неопровержимые доказательства от ритора [1741] Ibid., 11, 1094b 19–27. .

Тип исследования приводит к результату исследования: его виду, степени точности и достоверности. Для Аристотеля очень важно, чтобы мы всегда помнили об этом.

Следует заранее согласиться с тем, что любое исследование поведения людей может лишь набросать схему, но никак не претендует на математическую точность. Как мы отметили в самом начале, исследование должно быть сосредоточено на предмете обсуждения. Вопросы, касающиеся поведения людей и их интересов, не носят неизменного характера, как и вопросы здоровья. Хотя это уже применяется при рассмотрении общих тем, в конкретных ситуациях, где ничего нельзя точно сформулировать, вещи приобретают по-настоящему сложный характер. Здесь не помогают ни научное знание, ни общие рекомендации; действующее лицо должно в каждом случае взвешивать, чту применимо к данной ситуации, как происходит, например, с врачом или мореплавателем. Но, несмотря на такой характер настоящего исследования, мы, тем не менее, постараемся привести его к хорошему заключению [1742] Ibid., II1, 1103b- 1104a 11. .

Характер исследования не только отражается на достигаемых результатах, он также предполагает определенное расположение аргументов. Аристотель различает в человеческой рациональности две части. «С помощью одной части мы рассматриваем эти вещи в реальности, главные принципы которых не могут быть иными [неизменное]; посредством другой части мы изучаем вещи, которые могут быть иными [переменное]» [1743] Ibid., VI 2, 1139a 6–8. . Первый аспект применим для познания (эпистемоникон), второй — для корректировки (логистикой). Такая корректировка происходит при размышлении и взвешивании: «Никто не размышляет над неизменным» [1744] Ibid., VI2,1139а 13–14. . Способность соотносить вещи — это неотъемлемое свойство души, которая обладает этой взаимосвязанностью (логос) [1745] Ibid., VI2, 1139а 14–15. . Оба вида поиска истины имеют собственную надлежащую позицию (хжсис).