Жиль Делез - Логика смысла (Вторая половина)

__________

3"Вверх, вниз, по кругу несутся первостихии, но не в этом движение добродетели; оно нечто более божественное и блаженно шествует своим непостижным путем" (Марк Аврелий Антонин, Размышления, — Л., Наука, 1985 — С.31. См. также книгу 12, раздел 14). Мы находим здесь двойное отрицание — и цикла, и высшего знания.

чения настоящего в Хроносе происходят согласно двум аспектам хронического настоящего — абсолютного и относительного движения, глобального и частного настоящего: и по отношению к самому себе в глубине, — поскольку хроническое настоящее распадается на части и сжимается (движение шизофрении); и по отношению к более или менее обширному протяжению, — под влиянием обезумевших будущего и прошлого (движение маниакальной депрессии). Хронос хочет смерти, но не дан ли тут уже способ иного прочтения времени?

1) Согласно Эону только прошлое и будущее присущи или содержатся во времени. Вместо настоящего, вбирающего в себя прошлое и будущее, здесь прошлое и будущее делят между собой каждый момент настоящего, дробя его до бесконечности на прошлое и будущее — в обоих смыслах-направлениях сразу. Именно этот момент без "толщины" и протяжения разделяет каждое настоящее на прошлое и будущее, а не обширные и "толстые" настоящие охватывают собой будущее и прошлое в их взаимном соотношении. В чем же разница между Эоном и умопомешательством глубины, уже сокрушившим Хронос в его собственных владениях? Начиная свой анализ, мы рассуждали так, как если бы оба эти времени внутренне продолжались друг в друге: они оба противопоставлялись телесному и измеримому настоящему, оба могли уклоняться от настоящего, оба порождали одни и те же противоречия (противоречия качества, количества, отношения и модальности). Самое большее, что разделяло их, — это сдвиг ориентации: в случае Эона глубинное умопомешательство выбиралось на поверхность; симулякры, в свою очередь, становились фантазмами; глубинный разлом проявлялся как трещина на поверхности. Но мы выяснили, что изменение ориентации и захват поверхности влекут за собой их радикальные расхождения во всех отношениях. Разница здесь почти такая же, как между вторым и третьим тезисами Парменида — тезисами о "теперь" и "вдруг"*. Не прошлое и будущее

____________

* "Ибо это "вдруг", видимо, означает нечто такое, начиная с чего происходит изменение в ту или другую сторону. В самом деле, изменение не начинается с покоя, пока это — покой, ни с движения, пока продолжается движение; однако это странное по своей природе "вдруг" лежит между движением и покоем, находясь совершенно вне времени; но в направлении к нему и исходя от него изменяется движущееся, переходя к покою, и покоящееся, переходя к движению". (Платон, Сочинения, т. 2- М., Мысль, 1970 г. — С.458). — Примечание переводчика.

отменяют здесь существующее настоящее, а момент "вдруг" низводит настоящее до прошлого и будущего. Существенное различие проходит теперь не просто между Хроносом и Эоном, а между Эоном поверхностей и совокупностью Хроноса и умопомешательства глубины. По поводу этих двух становлении — становления поверхности и становления глубины — больше нельзя сказать, что их объединяет способность уклоняться от настоящего. Ибо если от настоящего уклоняется глубина, то это происходит со всей силой "теперь", которое противопоставляет своему паническому настоящему мудрое настоящее меры; если же от настоящего уклоняется поверхность, — то со всей силой "вдруг", отличающего свой момент от всякого настоящего, подлежащего разделу и переделу. Нельзя подняться к поверхности, не изменив своей природы. Эон — это уже не время Зевса или Сатурна, это — время Геркулеса. Если Хронос выражал действие тел и созидание телесных качеств, то Эон — это место бестелесных событий и атрибутов, отличающихся от качеств. Если Хронос неотделим от тел, которые полностью заполняют его в качестве причин, и материи, то Эон населен эффектами, которые мелькают. по нему, никогда не заполняя. Если Хронос ограничен и бесконечен, то Эон безграничен как будущее и прошлое, но конечен как мгновение. Если Хронос неизменно цикличен и неотделим от происшествий, типа ускорений и стопорений, взрывов и застывании, — то Эон простирается по прямой линии — простирается в обоих смыслах-направлениях. Всегда уже прошедший или вечно вот-вот наступающий, Эон — это вечная истина времени: чистая пустая форма времени, освободившаяся от телесного содержания настоящего, развернувшая свой цикл в прямую линию и простершаяся вдоль нее. Поэтому, возможно, Эон еще более опасен, более запутан и более мучителен — это то самое "другое" движение, о котором

говорил Марк Аврелий; оно совершается ни наверху, ни внизу, ни циклически, а только на поверхности — это движение "добродетели"… Если здесь и есть влечение к смерти, то совершенно иного рода.

2) Именно этот новый мир бестелесных эффектов, или эффектов поверхности, делает возможным язык. Ибо, как мы позже увидим, именно этот мир освобождает звуки от того, чтобы они выступали лишь как простое сочетание телесных действий и страданий. Именно в этом мире язык различим и не смешивается с шумом, который исходит от тел; именно здесь он абстрагируется от орально-анальных измерений последних. Чистые события становятся основанием языка, ибо они ожидают его так же, как ждут нас, и обладают чистым сингулярным, безличным и до-индивидуальным существованием только внутри выражающего их языка. Именно выражаемое — в своей независимости — дает основание языку и выражению, другими словами, благодаря ему звуки обретают метафизическое свойство: во-первых, чтобы обладать смыслом, и, во-вторых, чтобы служить сигнификацией, манифестацией и денотацией, и не принадлежать при этом телам в виде их физических качеств. В самом общем виде действие смысла таково: именно смысл дает существование тому, что его выражает и при этом — как чистая присущность — сам обретает существование в своем выражении. Значит, он принадлежит Эону как тысяча поверхностных эффектов или событий, прочерчивая границу между вещами и предложениями: он прочерчивает ее по всей своей прямой линии. Не будь этой границы, звуки угасали бы в телах, а предложения не были бы "возможны". И сам язык возможен лишь благодаря этой границе, отделяющей его от вещей и тел (в том числе и тел, которые говорят). Теперь мы снова обратимся к поверхностной организации — в том виде, как она задается Эоном.

Во-первых, вся линия Эона пробегается вышеуказанным "Вдруг", непрестанно скользящим вдоль этой линии и всегда проскакивающим мимо своего места. Платон верно заметил, что "Вдруг" — это atopon, то есть то, что лишено места. Это — парадоксальная инстанция или случайная точка, нонсенс поверхности и квази-причина;