Мартин Бубер - Два образа веры. Сборник работ

Что мы подразумеваем, когда говорим о случившемся именно в наше время затмении Бога? В этой метафоре заключается эпохальное предположение, что своим духовным, а лучше сказать, сущностным глазом мы в состоянии взирать на Бога, как глазом телесным — на Солнце, но что нечто может появиться между нашим и его существованиями, как между Землей и Солнцем. То, что сущностный взгляд, совершенно неиллюзионистский, существует, взгляд, который не дает нам никакого образа, но обеспечивает возможность появления всех образов, — об этом говорит не какая-нибудь другая инстанция в мире, а именно вера, и это не нуждается в доказательстве, это необходимо лишь испытать, и человек испытал это. Но и другое, то, что появилось между нами и Богом, — также ныне испытывает человек. Я заговорил об этом, как только об этом узнал, и высказываюсь здесь с такой степенью точности, на какую мне позволяет претендовать

мое знание.

Двойственной природой человека, существа, которое одновременно порождено "снизу" и послано "сверху", предопределена двойственность основных его свойств. Это может быть понято не в категориях для-себя-бытия отдельного человека, но лишь в категориях бытия человека-для-человека. Как существо посланное, человек существует напротив сущего, перед которым он поставлен. Как существо порожденное, он оказывается наряду со всем сущим в мире, среди которого он помещен. Первая из этих категорий имеет свою живую действительность в отношении Я — Ты, вторая — в отношении Я — Оно. Второе отношение приводит нас всякий раз лишь к отдельным сторонам сущего, а не к самому сущему, даже глубинное соприкосновение с "другим" остается перекрытым его "стороной", если другой не стал для меня Ты. Только первое отношение, на котором основывается сущностная непосредственность между мной и сущим, именно в силу этого приводит меня не к его сторонам, но к нему самому — разумеется, лишь к экзистенциальной с ним встрече, но не к такому состоянию, чтобы наблюдать его самого в объективности его бытия, поскольку, стоит только появиться объективному созерцанию, нам снова оказывается данной только и исключительно какая-либо "сторона". Однако к Богу мы можем находиться лишь в отношении Я — Ты, поскольку насчет него, в безусловном противопоставлении Бога всему остальному сущему, не может быть получена никакая объективная сторона. Видение (Vision) также не дает нам возможности никакого предметного созерцания, и всякий, кто по прекращении полного отношения Я — Ты силится сохранить в себе след его изображения (Nachbild), уже утратил сам образ.

Однако следует сказать, что Я в обоих отношениях — Я — Ты и Я — Оно — вовсе не одно и то же. Там и тогда, где и когда существо рассматривает окружающее и обращается с ним как

с предметом созерцания, размышления, использования, а возможно, также и попечения либо содействия, там и тогда беседа протекает с иным Я и действует также иное Я, вообще наличествует иное Я, нежели в случае, где и когда некое существо оказывается перед другим существом и вступает с ним в сущностные отношения. Всякий, кто знает за собой и то и другое,

— а жизнь человека такова, что он познает, и познает постоянно оба эти отношения, — понимает, о чем я говорю. Оба они образуют собой человеческое бытие; и важно только то, кто из них является каждый раз распорядителем, а кто — его помощником. Правильнее будет сказать, важно только то, остается ли отношение Я — Ты распорядителем, поскольку, разумеется, в качестве помощника его немыслимо использовать, и если оно не распоряжается, то гибнет.

В наше время отношение Я — Оно, раздувшееся до колоссальных размеров, при почти полном отсутствии какой-либо конкуренции со стороны, притязает на господство и верховенство во всем. "Я" этого отношения, всем обладающее, все осуществляющее, со всем справляющееся Я, неспособное выговорить "Ты", неспособное в сущностном смысле встретиться с иным существом, является ныне хозяином положения. Разумеется, это ставшее всесильным Я (Ichheit) со всем окружающим его Оно не может признать ни Бога, ни что бы то ни было подлинно абсолютное, данное человеку как не из человека происходящее. Оно заступает и загораживает нам небесный свет.

Таков теперешний час. Как со следующим? Существует предрассудок, что свойства одной эпохи тяготеют над следующей. Люди позволяют теперешней эпохе предписывать им, что можно, а значит, что позволено делать. Говорят, невозможно плыть против течения. Но может быть, возможно по течению, по новому течению, источник которого еще скрыт? Или, если прибегнуть к другому образу: отношение Я — Ты скрылось в катакомбы

— и кто может сказать, в каком великом могуществе выступит оно оттуда! Кто может сказать, когда обновленное отношение Я — Оно вновь окажется на своем вспомогательном месте!

Самым важным в истории этой поистине овеществленной возможности — человека — были постоянно происходящие, определяемые незримыми или недооцениваемыми силами повороты. Конечно, всякая эпоха является продолжением предыдущей; однако продолжение может быть утверждением, а может быть и отрицанием. В глубине происходит нечто, чему еще нет имени, а уже завтра, возможно, этому нечто кивнут с высоты, через головы земных архонтов*. Затмение божественного света не есть его угасание; возможно, уже завтра застившее свет сгинет с глаз.

ПРИЛОЖЕНИЕ Ответ на возражение К. Г. Юнга

В ответ на возражение К. Г. Юнга [по поводу моей критики в его адрес в статье "Религия и современное мышление"1] мне представляется достаточным ограничиться тем, чтобы вновь изложить свою позицию.

В отличие от того, как это видится ему, я не ставил под сомнение какие-либо элементы его эмпирических материалов по психиатрии: это было бы совершенно неразумно. В той же малой степени относится моя критика и к его психологическим основаниям: это также не моя задача. Единственно, на что я указал, — это на то, что в отношении религиозных предметов он предлагает утверждения, выходящие за рамки психиатрии и психологии, что противоречит его собственным обещаниям оставаться в пределах своей области. Удалось ли мне это доказать — может проверить добросовестный читатель, ознакомившись с приведенными мной цитатами в их контексте, а эту задачу я старался облегчить тщательным указанием источников. Что до того, каким методом воспользовался сам Юнг, — это разъясняется из его

возражения.

Я отметил, что Юнг указывает в качестве "факта" то, "что божественное воздействие возникает из собственного нутра индивидуума", и факт этот он противопоставлял "ортодоксальному представлению", согласно которому Бог "существует сам по себе"; Бог, поясняет он, не существует в отрыве от человеческого субъекта. Вызывающий споры вопрос формулируется таким об-1 разом: является ли Бог только лишь психическим явлением, или он существует независимо от человеческой психики? Юнг отвечает: сам по себе Бог не существует. Вопрос можно сформулировать и в таком виде: происходит ли то, что верующий называет божественным воздействием, только из его собственного нутра, или в нем можно усмотреть также и сверхпсихическое бытие? Юнг отвечает: воздействие возникает из его нутра. Я заметил, что все это — неправомочные высказывания психолога, которому, как таковому, не позволено объявлять, что существует и что не существует за пределами психического, как и высказываться о том, существуют ли исходящие из какого-либо иного места воздействия. На это Юнг возражает: я произносил суждения, относящиеся только к бессознательному! И далее: "Я совершенно недвусмысленно заявляю, что все, решительно все [курсив мой. — М. Б.], что высказывается о Боге, есть человеческие высказывания, т. е. психическое". Правда, здесь он вновь, и это весьма примечательно, оговаривается, что сам он полагает, "что все