Эрибон Дидье - Мишель Фуко

С того момента, когда Мерло-Понти предписывал философии вернуть «неблагодарные учения» к гегелевскому первоисточнику, минуло более двадцати лет: в 1970 году Фуко заявил, что именно Ипполит выполнил эту задачу на глазах целого поколения подмастерьев от философии, становлению которых он немало способствовал.

Фуко скажет это еще раз — в речи памяти Ипполита, произнесенной на церемонии, которая была организована Луи Альтюссером [50] Луи Альтюссер (1918–1990) — крупнейший французский философ-неомарксист. в октябре 1969 года на улице Ульм, и опубликованной в «Revue de metaphysique et de morale»: «Все задачи, стоящие перед нами, перед его вчерашними учениками, все эти задачи были выявлены, проговорены им… именно он сформулировал их в книге “Логика и существование”, одном из величайших сочинений нашей эпохи. Сразу после войны он учил нас понимать отношения между дискурсом и насилием. Еще вчера он учил нас улавливать связь между логикой и существованием — и вот уже сейчас он демонстрирует связь между содержанием знания и формальной необходимостью. Он научил нас тому, что мысль есть непрерывная практика, что она в какой-то степени является способом задействовать не-философию, не отдаляясь при этом от философии, оставаясь там, где завязывается существование» [51] Foucault М. Revue de metaphysique et de morale. P. 136. .

Мишель Фуко напишет еще один текст, посвященный памяти Ипполита, — для сборника, который он сам возглавит и в котором примут участие Марсиаль Геру, Мишель Серр, Жорж Кангийем, Жан Лапланш, Сюзанна Башляр, Жан- Клод Париант… [52] Hommage ä Jean Hyppoliteio Ed. par M. Foucault. PUF, 1969. Статья, ставшая программной, называется — и это неудивительно — «Ницше, генеалогия, история».

«Голос Гегеля», ударивший в уши пятидесяти ученикам лицея Генриха IV в ту осень 1945 года, произвел эффект настоящего интеллектуального — следовало бы сказать «экзистенциального» — шока. Но Ипполит, «мэтр Иппал», как часто будет впоследствии называть его Фуко, приглашен на филологический факультет в страсбургский университет, где преподает Жорж Кангийем. Двух месяцев не прошло с начала учебного года — и вот он уходит, оставив учеников во власти навеянных им чар. Фуко снова обретет его в Эколь Нормаль и в Сорбонне лишь через несколько лет. А пока место Ипполита занимает скучный человек, к тому же хорошо знавший, что его будут сравнивать с пламенным оратором, впустившим в аудиторию сквозняк философской эпопеи. Пятьдесят учеников переходят от восхищения к насмешкам, подтрунивают над «гномиком», «страшным, как вошь», как описывают его многие очевидцы. К тому же из своих записей он способен извлечь разве что нескончаемые часы полной скуки. Зато охотно цитирует Бутру и Лешелье. Прощай, современность, — а она между тем осуществляется здесь и сейчас! Ученики то и дело освистывают нового профессора. Однажды месье Дрейфус-Лефуайе не выдерживает. «Мне хорошо известно, что я не стою Ипполита, — надсадно кричит он, поддавшись эмоциям и бессильному бешенству, — но я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам сдать экзамен!»

Что же касается Фуко, то он захвачен философской игрой и уходит в нее с головой. В его учебных делах происходит скачок: в конце первого триместра он получает 9,5 за аттестационное сочинение и перемещается на двадцать вторую строчку в классе (правда, с такой характеристикой «Заслуживает большего — не помешало бы избавиться от некоторой склонности к зауми. Обнаружил явные способности к логическому мышлению. Оценки за письменные работы: 14 и 14,5»). После второго триместра он остается двадцать вторым и получает ту же оценку на предварительном экзамене, однако заканчивает год первым с оценкой 15. И заслуживает хвалебный отзыв профессора: «Исключительно способный ученик».

«Исключительный» не только в философии, но и в истории: после первого триместра с оценкой 13 он оказывается седьмым. В отзыве говорится: «Хорошая работа. Результаты обнадеживают». В конце года он получает 16 баллов, отзыв «Прекрасные результаты» и становится первым. В оценках Фуко все преподаватели единодушны. «Живой ум, — записывает в табеле месье Буду, преподаватель французского языка, — развитый литературный вкус». Перевод на латинский язык принес ему сначала тридцать первую позицию («удовлетворительный результат»), однако затем Фуко перемещается на десятое место («прекрасный ученик»). В греческом он четвертый. Его успехи столь очевидны, что директор, обобщая характеристики, представленные в табеле, выносит окончательное суждение: «Заслуживает зачисления».

На этот раз барьер взят без труда: письменные экзамены — простая формальность. Фуко получает шанс стать студентом. Но ему еще предстоит сдать устный экзамен по философии. И вот в ясный июльский день 1946 года он поднимается на второй этаж здания на улице Ульм, входит в аудиторию Актов и предстает перед двумя экзаменаторами — Пьер-Мишелем Шулем, профессором филологии из Тулузы, и Жоржем Кангийемом, выдающимся представителем французской университетской философии, читавшим курс истории наук на филологическом факультете в Страсбурге. Фуко впервые увидел Кангийема — невысокого человека, чья угрюмость странно контрастировала с южным акцентом, предполагавшим скорее приветливую и порывистую натуру. Первая встреча не стала последней. И в этот день будущий философ пришел не просто повидаться с улицей Ульм или послушать о перспективах, которые уважаемое учебное заведение раскрывало перед теми, кого принимало в свое лоно. В каком-то смысле он пришел на свидание со своим будущим: он познакомился с личностью, которой предстояло сыграть ключевую роль в его карьере и в его биографии. Во второй раз Фуко встретится с Кангийемом через несколько лет во время устного экзамена на звание агреже. Впрочем, об этих двух первых встречах он сохранит самые неприятные воспоминания. Кангийем снова возникнет на его пути, когда Фуко столкнется с необходимостью выбрать руководителя для диссертации по истории безумия. И именно этот эпизод станет отправным пунктом для самой искренней дружбы, связавшей со временем двух философов, для возникновения глубокого взаимного уважения. Но не будем забегать вперед. Тогда, в 1946 году, Фуко видит в Кангийеме лишь одного из тех, кто уполномочен решить его судьбу — профессора с внешностью, производящей сильное впечатление, с пристальным цепким взглядом «широко открытых, почти выпученных глаз», как опишет его один из учеников [53] Saint-Semin В. de. Georges Canguilhem a la Sorbonne // Revue de mdtaphysique et de moral, janvier — mars, 1985. P. 84. . Все знают, что он беспощаден к кандидатам. Фуко еще нет двадцати лет. В его распоряжении меньше часа, чтобы доказать экзаменаторам, что он заслуживает того, чтобы стать студентом Эколь Нормаль.