Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Философская пропедевтика

[Нумерация этих пояснений не связана с нумерацией предыдущих параграфов.]

Предметы суть то особенное, что они собой представляют благодаря своему определению ; чувственный предмет, например, благодаря своей фигуре, величине, тяжести, цвету, благодаря более или менее прочной связи своих частей, благодаря той цели, для которой он употребляется, и т.д. Если в представлении мы опускаем некоторые из таких определений предмета, то это называется абстрагированием . В результате остается менее определенный предмет, или, лучше сказать, абстрактный объект . Но если в представлении я беру только какое-то одно из таких определений, это тоже абстрактное представление . Предмет, оставленный в полноте его определений, называется конкретным предметом. Если я абстрагируюсь от всех определений, то у меня останется только представление о совершенно абстрактном объекте. Когда мы говорим « вещь », мы, хотя и подразумеваем нечто определенное, говорим о чем-то совершенно неопределенном, так как именно наша мысль и превращает действительную вещь в эту абстракцию голой вещи.

Чувственное восприятие бывает как внешним, так и внутренним. Посредством внешнего чувственного восприятия мы воспринимаем вещи, которые пространственно и во времени существуют вне нас и которые мы вместе с тем отличаем от себя. Посредством внутреннего чувственного восприятия мы замечаем состояния как нашего тела, так и нашей души. Чувственный мир в части своей содержит такие предметы и такие их определения, как, например, цветá, которые имеют чувственно воспринимаемую основу и получили некоторую духовную форму. Если я говорю: этот стол черный, то, во-первых, я говорю об этом единственном конкретном предмете; во-вторых, предикат «черный», который я о нем высказываю, – это всеобщий предикат, {12}который относится уже не только к этому единственному предмету, а принадлежит многим предметам. Чернота – это простое представление. Об истинно конкретном предмете мы знаем непосредственно . Непосредственное постижение – это созерцание . Напротив, всеобщее абстрактное представление – это опосредствованное представление, ибо я знаю о нем посредством другого представления, а именно благодаря абстракции – опусканию других определений, которые в конкретном предмете связаны с этим определением. Конкретное представление мы анализируем , раскладывая по отдельности определения, которые в конкретном предмете соединены. Свое содержание, собственно говоря, чистые всеобщие представления, например бытие, ничто, свойство, сущность и т.п., умопостигаемый мир получает из духа.

Первым источником нашего познания является опыт . Для опыта требуется всего-навсего, чтобы мы что-то восприняли сами . Но нужно также и отличать восприятие от опыта. Прежде всего содержанием восприятия является только какой-нибудь один предмет, который теперь случайно может быть таким, в другой раз – другим. Если же я повторяю восприятие и при повторном восприятии замечаю и удерживаю то, что во всех этих восприятиях остается неизменным, то это и есть опыт. Главное содержание опыта составляют законы , т.е. такую связь двух явлений, когда при наличии одного явления всякий раз происходит и другое. Однако в содержание опыта входит только всеобщность такого явления, но не необходимость взаимосвязи. Опыт учит только тому, что нечто происходит или существует вот так-то и так, но еще не учит основаниям, тому, почему [это происходит].

Так как существует очень много предметов, в отношении которых у нас не может быть своего собственного опыта, например прошлое, то нам приходится полагаться также и на авторитет других. Те предметы, которые в силу авторитета других людей мы считаем {13}истинными, тоже являются предметами опыта. Полагаясь на авторитет других, мы верим в то, что вероятно . Мы часто считаем вероятным то, что на самом деле невероятно, но как раз невероятное и бывает зачастую истинным . (Событие подтверждается преимущественно теми следствиями и взаимосвязью тех разнообразных обстоятельств, в отношении которых у нас имеется свой собственный опыт. Необходимо, чтобы люди, рассказывающие что-то, были людьми, заслуживающими доверия , т.е. людьми, бывшими в таких обстоятельствах, которые позволяют знать суть дела. По тону этих людей мы можем судить об их добросовестности, о том, говорят ли они серьезно или преследуют при этом какой-нибудь интерес. Если писатели пишут под властью тирана и превозносят его до небес, то нам ясно, что это лесть. Если мы слышим, как кто-нибудь рассказывает о чем-то таком, в чем замешан также и сам он, то нетрудно убедиться, что он рассказывает, как ему выгоднее. Если же кто-нибудь очень хвалит хорошее качество или хороший поступок своего врага, нам следует больше верить сказанному.)

Опыт учит, следовательно, только тому, каковы предметы, а не тому, какими они должны быть. Познание того, какими предметы должны быть, возникает только из сущности , из понятия вещи. Только это познание есть истинное познание. Так как мы учимся познавать основы предмета исходя из понятия, нам нужно познать также понятия правовых, моральных и религиозных определений.

Определяя, чтó является справедливым и добрым, мы можем придерживаться прежде всего опыта вообще, и в первую очередь – внешнего опыта, а именно – обычного течения вещей (Weltlauf). Мы можем видеть, чтó считается справедливым и добрым, или, лучше сказать, чтó на деле оправдывает себя как справедливое и доброе. Здесь, однако, следует заметить: 1) для того, чтобы знать, какие поступки справедливы, добры, а какие несправедливы, злы, нужно ужé заранее иметь понятие о справедливом и добром; 2) следовательно, если бы мы захотели придерживаться того, {14}что обычное течение вещей показывает в качестве имеющего именно такое значение, то у нас не получилось бы ничего определенного . Все зависело бы, если говорить о результатах, об опыте, который мы приобретаем, от точки зрения. В обычном течении вещей именно потому, что оно само и есть вот это разнообразие событий, каждый может найти подтверждение для своей субъективной точки зрения, как бы она ни отличалась от других.

Но существует, кроме того, также и внутренний опыт в отношении справедливого, доброго и религиозного. При посредстве чувства (Gemüt oder Gefühl) мы высказываем суждение, что вот в таком-то образе действий есть нечто доброе или злое; есть у нас и религиозное чувство, религия нас волнует. Одобрение или неодобрение , выражаемое чувством, не содержит в себе ничего, кроме непосредственного высказывания, уверения, что нечто является именно таким или таким не является. Чувство не указывает оснований и не руководствуется основаниями. Какое чувство у нас, чувство одобрения или неодобрения, – это фактически только опыт души. Но чувство вообще непостоянно и изменчиво . Сейчас оно такое, потом – иное. Чувство по сути дела есть нечто субъективное . Каков предмет в чувстве, таков он только во мне как особенном индивиде. Если я говорю: я чувствую нечто вот так или: таким представляется нечто моей душе, то этим я говорю, что оно таково только во мне. Я оставляю нерешенным, таково ли оно и в других людях. Если я в чем-то ссылаюсь только на свое чувство, значит, я не хочу утруждать себя рассмотрением оснований и, стало быть, не хочу согласиться со всеобщим. Я ухожу в этом случае в себя и выражаю только то, какова вещь во мне, а не то, какова она сама по себе объективно и вообще. Объективное , всеобщее есть нечто относящееся к рассуждению (Verständige), или, лучше сказать, понятие.