Мишель Турнье - Философская сказка

— А ты говорил: полкилометра, — напоминает Гастон.

— Значит, мы, олухи, не в ту сторону ехали!

Грузовик трогается с места и сворачивает на проселок.

— Куда? — кричит Гастон. — Застрянем!

— Да брось ты! Гляди, идет, как по маслу.

Грузовик катит медленно, покачиваясь, словно корабль. Ветки скребут по бортам, хлещут по ветровому стеклу.

— Ох, добром это не кончится! — причитает Гастон.

— Вот так и накликают беду.

— Бывает, что не накликают, а предвидят. Вон! Гляди-ка, что навстречу ползет!

Действительно, из-за поворота выезжает трактор, таща за собой телегу во всю ширину проселка: дорога закупорена. Грузовик тормозит, трактор тоже. Пьер выскакивает из кабины и о чем-то переговаривается с водителем трактора. Затем вновь садится рядом с Гастоном.

— Он сказал, там подальше можно разъехаться. Он подаст назад.

И начинается непростой маневр. Грузовик движется вперед со скоростью черепахи; трактор, которому мешает громоздкая телега, медленно пятится. Так они добираются до места, где проселок и в самом деле расширяется — правда, не сказать, чтобы очень. Грузовик теснится вправо, насколько это возможно без риска. Трактор пытается его объехать. Телега не проходит. Грузовик подает на несколько метров назад, затем снова вперед, съезжая еще правее. Путь для телеги свободен, но грузовик опасно кренится всей своей тяжестью вправо. Пьер жмет на газ. Мотор ревет, работая вхолостую. Правые колеса глубоко увязли в траве и мягкой земле.

— Готово дело! Засели, — констатитует Гастон с каким-то зловещим удовлетворением.

— Кончай ныть, я все предусмотрел.

— Предусмотрел? Ты?

— Ну да, вот же трактор! Он нас и вытащит!

Пьер выходит; Гастон видит в окно, как он говорит с водителем трактора. Тот отрицательно мотает головой. Пьер достает бумажник. Снова отказ. В конце концов трактор трогается с места, и телега проползает мимо грузовика. Тут Гастон, спрыгнув на землю, бежит вдогонку за трактором.

— Скажите пожалуйста, нам надо в Люзиньи. Люзиньи-сюр-Уш. Вы знаете, где это?

Водитель махнул рукой в ту сторону, в которую ехал он сам. Гастон с убитым видом вернулся в грузовик, где Пьер рылся в кабине в поисках троса.

— Веселенькая новость, — сообщил он. — Придется разворачиваться.

Но до этого еще далеко. Пьер размотал трос, забрался под радиатор, прикрепил конец к лебедке. Затем, держа в руке другой конец, пошел искать, за что бы зацепиться понадежнее. Примерился к одному дереву, к другому, и наконец выбрал старое распятие, стоявшее на пересечении проселка и тропы. Он обмотал трос вокруг каменного основания и вернулся в кабину. Заурчал мотор; трос медленно пополз, извиваясь, по булыжникам дороги, потом натянулся и задрожал, как струна. Пьер выключил мотор, словно собираясь с силами перед рывком. Затем включил лебедку снова, уперся руками в руль, как будто не двигатель, а его, Пьера, усилие должно было вытащить сорок тонн тяжеловоза из колеи. Гастон наблюдал за ним, чуть отойдя от кабины. Он знал, что если стальной трос порвется, то человека, оказавшегося поблизости, может сбить с ног, а то и убить насмерть. Грузовик дрогнул, увязшие колеса медленно поползли вверх, высвобождаясь из мягкой земли. Пьер, неотрывно глядя вниз, отсчитывал каждый метр продвижения грузовика. Поэтому Гастон первым заметил, как распятие дало угрожающий крен, а затем рухнуло в траву — как раз в тот момент, когда все четыре колеса прицепа оказались наконец на дороге.

— Распятие! Смотри, что ты сделал!

Пьер, счастливый — выпутались-таки! — только пожал плечами.

— Вот увидишь, не миновать теперь тюрьмы, — гнул свое Гастон.

— Если бы тот гад взялся нам помочь, ничего бы этого не было!

— Жандармам будешь объяснять!

Грузовик двинулся дальше, мягко подскакивая на буграх неровного проселка.

— За городом, конечно, красиво, но ты все-таки не забывай, что нам надо развернуться.

— Приедем же мы в конце концов куда-нибудь.

Действительно, еще с километр — и они въезжают на площадь какого-то городишка. Здесь есть продуктовый магазинчик, он же кафе, аптека, опустевший рынок — скатанные полотнища брезента на проржавевших стойках, а за всем этим — памятник павшим, изображающий солдата, поднявшегося в атаку со штыком наголо и попирающего башмаком остроконечную каску. Не самое лучшее место, чтобы развернуть тяжеловоз, но выбирать не приходится. Гастон вылезает из кабины руководить действиями. Рядом переулочек идет под уклон; нужно втиснуть туда перед тягача, а затем дать задний ход, одновременно подавая влево. Беда в том, что больше переулков нет, а значит, нет и места для маневра. Надо постараться подать как можно дальше назад, почти до самого подножия памятника.

Гастон бегает взад-вперед, от прицепа к окну кабины, направляя Пьера.

— Вперед подай!.. Еще… Стоп… Теперь вправо… Назад… Стоп… Влево… Вперед…

Это все равно что разворачиваться на носовом платочке. Оттого, что ни одной живой души не видно ни на площади, ни в домах, еще усиливается какое-то тягостное чувство, не оставляющее обоих с той минуты, как они пустились в эту авантюру. Да куда же это они заехали? И выберутся ли когда-нибудь?

Остается самое трудное: буфер теперь почти упирается в витрину аптеки, а край прицепа, кажется, вот-вот снесет памятник павшим. Но у Гастона глаз — алмаз. Он кричит, носится, просто из кожи вон лезет. Славный старина Гастон, он так боится всяких неожиданностей и терпеть не может попусту тратить силы — ну и денек сегодня для него выдался!

Если грузовик продвинется хоть на сантиметр вперед, он разнесет витрину с разложенными на ней леденцами от кашля, настойками и поясами от ревматизма. Пьер до предела выворачивает баранку и дает задний ход. Ему все кажется, что чересчур осторожный Гастон на каждом маневре заставляет его терять драгоценные сантиметры. Нет, точно, на все его команды нужна поправка! Грузовик пятится. Голос Гастона доносится до Пьера издалека, но отчетливо.

— Давай! Осторожно. Еще. Еще. Осторожно. Стоп, хорош.

Но Пьер уверен, что еще метр в запасе у него есть. Этот метр избавит потом от лишнего маневра. И он подает машину еще немного назад. В голосе Гастона слышится паника.

— Стоп! Стой! Да стой же ты, черт тебя побери!

Раздается скрежет, потом глухой удар. Пьер наконец выключает мотор и спрыгивает на землю.

У бравого солдата, только что державшего двумя руками штык, нет больше ни штыка, ни рук. Он, однако, доблестно защищался: на борту прицепа красуется огромная свежая царапина. Гастон, нагнувшись, подбирает осколки бронзы.

— Ну вот, теперь этот друг — совсем калека, — констатирует Пьер. Ладно, будет инвалид войны — не так уж плохо, верно?

Гастон пожимает плечами.