Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Философия истории

А именно – одним из проявлений нравственности является любовь, чувство, выражающееся в брачном отношении . Не следует говорить, что безбрачие противоестественно, но оно противоречит нравственности. Хотя церковь причисляла брак к таинствам, но несмотря на то, {358}что она стояла на этой точке зрения, она унижала его, так как безбрачие считалось более святым. Другим проявлением нравственности является деятельность , труд человека для своего пропитания. Честь человека заключается в том, чтобы в отношении удовлетворения своих потребностей он зависел только от своего трудолюбия, от своего поведения и от своего ума. В противоположность этому бедность , леность и бездеятельность ставились выше труда, и таким образом освящалось безнравственное. Третьим моментом нравственного является то, что повиновение относится к нравственному и разумному как повиновение законам, о которых я знаю, что они справедливы, а не является слепым и безусловным повиновением, при котором не ведают, что творят, и действуют наугад, бессознательно и без знания. Но именно этот последний род повиновения считался наиболее угодным богу, так что благодаря этому повиновение, обусловливаемое несвободой, устанавливаемой произволом церкви, ставится выше истинно свободного повиновения.

Итак, три обета целомудрия, бедности и повиновения оказываются полною противоположностью того, чем они должны были бы быть, и в них унижена всякая нравственность. Церковь представляла собой уже не духовную власть, а власть духовенства , и отношение мирян к ней было бездушно, безвольно и бессмысленно. Вследствие этого мы всюду находим порочность, бессовестность, бесстыдство и разлад, подробную картину которых рисует вся история того времени.

Из всего сказанного вытекает, что средневековая церковь была полна противоречий . Субъективный дух, хотя и свидетельствующий об абсолютном, является однако в то же время конечным и существующим духом, как ум и воля. Его конечность начинается с того, что обнаруживается это различие, и здесь в то же время начинается противоречие и проявляется отчуждение; ведь ум и воля не проникнуты истиной, которая для них является лишь чем-то данным. Эта внешняя сторона абсолютного содержания определяется для сознания таким образом, что оно представляется как чувственная, внешняя вещь, как обыденное внешнее существование и однако оно должно как таковое признаваться за абсолютное; здесь к духу предъявляется это абсолютное требование. Другая форма противоречия касается отношения к самой церкви как таковой. Истинный дух существует в человеке, есть его дух, и уверенность в этом тождестве с абсолютным выражается для индивидуума в культе, между тем как церковь лишь обучает этому культу и организует его. Здесь же, наоборот, духовенство, как брамины у индусов, обладает истиною хотя и не в силу рождения, но благодаря {359}познанию, обучению, упражнению, однако так, что одного этого еще недостаточно, – лишь внешняя форма, бессмысленный титул, впервые действительно устанавливают обладание. Этой внешней формой является посвящение в сан священника, так что посвящение оказывается по существу чем-то чувственным по отношению к индивидууму и совершенно не касается внутренних его свойств, так что он может быть нерелигиозным, безнравственным, невежественным во всех отношениях. Третий вид противоречия заключается в церкви, поскольку она как внешнее существование приобрела владения и огромное состояние, что является ложью, так как она в сущности презирает богатство или должна презирать его.

Средневековое государство в том виде, как мы его рассмотрели, также опутано противоречиями. Мы говорили выше об императорской власти, которая должна как светская власть поддерживать церковь и быть ее светской рукой. Но эта признанная власть заключает в себе противоречие, а именно – эта императорская власть есть пустой почетный титул, не имеющий серьезного значения для самого императора или для тех, которые хотят достигнуть при его посредстве осуществления своих честолюбивых целей, потому что страсть и насилие существуют для себя, не подчиняясь вышеупомянутому представлению, остающемуся только общим. Во-вторых , связь в этом представляемом государстве, которую мы называем верностью, предоставлена произволу души, которая не признает никаких объективных обязанностей, а благодаря этому эта верность оказывается в высшей степени неверною. Немецкая средневековая честность вошла в пословицу; но если присмотреться к ней ближе в истории, то ее следует назвать настоящею punica fides (пуническою верностью) или graeca fides (греческою верностью), так как князья и вассалы императора верны только своему себялюбию, корыстолюбию и страстям, но вовсе неверны империи и императору, потому что в верности как таковой они видят оправдание для своего субъективного произвола, и государство не организовано как нравственное целое. Третье противоречие обнаруживается в индивидуумах в себе как противоречие между набожностью, прекраснейшим и глубочайшим благочестием, с одной стороны, и варварскою грубостью ума и воли, с другой стороны. Есть знание общей истины, и однако существует в высшей степени некультурное, грубейшее представление о светском и духовном: жестокое неистовство страстей и христианская святость, которая отрекается от всего мирского и целиком посвящает себя святому. Так противоречив, так полон обмана этот средневековый мир, и желание сделать лозунгом {360}его совершенство свидетельствует об извращенном вкусе нашего времени. Простодушное варварство, дикость нравов, ребяческое воображение не возмущают, а вызывают лишь сожаление; но осквернение высшей чистоты души ужаснейшею дикостью, превращение признаваемой истины в орудие лжи и себялюбия, обоснование и оправдание самых неразумных, диких и грязных вещей религией – все это представляет отвратительнейшее и возмутительнейшее зрелище, которое когда-либо приходилось наблюдать и которое может быть понятно и следовательно оправдано только философией. Ведь в сознании святости должна обнаружиться необходимая противоположность, если это сознание еще является первоначальным и непосредственным сознанием, и чем глубже та истина, в которой дух пребывает в себе , еще не отдавая себе в то же время отчета в своем присутствии в этой глубине, тем более чуждым самому себе является он в том своем присутствии; но лишь исходя из этого отчуждения, он достигает истинного примирения с самим собою.

Итак, мы видели, что церковь являлась реакцией духовного против существовавшей светскости, но эта реакция по существу такова, что она лишь подчиняет себе то, против чего она реагирует, но не реформирует его. В то время как духовное захватывает власть благодаря принципу, искажающему его собственное содержание, упрочилась и светская власть, развившись в определенную систему, а именно в феодальную систему . Так как вследствие своей изолированности люди были вынуждены полагаться лишь на свои индивидуальные силы, то каждый пункт, в котором они отстаивают свое существование в мире, становится энергичным . Если индивидуума защищают не законы, а только напряжение его собственных сил, то обнаруживаются всеобщее оживление, деятельность и возбуждение. Так как благодаря церкви люди уверены в вечном блаженстве и для этого должны лишь духовно повиноваться ей, то, с другой стороны, их влечение к мирским наслаждениям тем более усиливается, чем менее это вредит в каком-либо отношении спасению их душ, потому что церковь дарует, если по требуется, отпущение грехов , прощает всякий произвол, всякие преступления, всякие пороки.