Грегори Бейтсон - Экология разума

Здесь я должен ненадолго отклониться, чтобы описать мыслительный и речевой трюк, который нахожу полезным. Когда я сталкиваюсь с неясным понятием и чувствую, что время для его строгого выражения еще не пришло, я придумываю для его обозначения некоторое расплывчатое выражение и не пытаюсь предрешать вопрос, наделяя понятие слишком значащим термином. Таким образом, я наскоро присваиваю ему какой-то короткий конкретный общеупотребительный термин, скорее англо-саксонский, чем латинский. Я говорю о "веществе" культуры, о "частичках" культуры или об "ощущении" культуры. Эти короткие англо-саксонские термины имеют для меня определенный привкус, который постоянно напоминает мне, что стоящие за ним концепции туманны и ожидают анализа. Этот трюк подобен завязыванию узелка на носовом платке, однако имеет то преимущество, что по-прежнему позволяет мне, если можно так выразиться, продолжать использовать носовой платок для других целей. Я могу продолжать использовать туманную концепцию в ценном процессе расплывчатого мышления, при постоянном напоминании, что мои мысли являются расплывчатыми.

Однако эти сравнения этоса с рекой, а культурных формулировок или "структуры культуры" с ее берегами не были англо-саксонскими "напоминателями" о чем-то оставленном для позднейшего анализа. Они были, как я думал, реальными вещами, реальным вкладом в наше понимание работы культуры. Я считал, что существует один феномен, который можно назвать "этосом", и другой, который можно назвать "структурой культуры", и что эти два феномена работают совместно и оказывают друг на друга взаимное влияние. Все, что мне оставалось сделать - это разделить эти два вида феноменов, чтобы и другие люди могли проделывать тот же анализ, что и я.

Эти усилия по разделению я отложил на потом, поскольку, возможно, чувствовал, что проблема еще не вполне созрела, и продолжал культурный анализ. То, что я сделал, я по-прежнему считаю хорошей работой. Я хочу акцентировать последнее замечание; фактически значительный вклад в науку может быть сделан с весьма топорными и корявыми концептами. Мы можем смеяться над той неуместной конкретностью, которая кишит в каждом слове психоаналитических текстов, однако, несмотря на все путаное мышление, идущее от Фрейда, психоанализ остается выдающимся достижением, возможно, практически единственным достижением в нашем понимании семьи - монументом во славу важности и значения расплывчатого мышления.

В конце концов я закончил свою книгу о культуре ятмулов за исключением последней главы, написание которой должно было стать окончательным испытанием и обзором моих различных теоретических концептов и открытий. Я планировал, что эта глава будет включать некоторые попытки разделения того, чему я дал названия "этос", того, чему я дал название "эйдос", и т.д.

Я находился в состоянии, приближающемся к той панике на экзамене, которая ранее породила концепцию гомономии. Мне предстояло отплыть в очередную полевую экспедицию, и книгу нужно было закончить до отплытия. А книга не могла обойтись без каких-то ясных утверждений, касающихся взаимоотношений между этими моими концепциями.

Я процитирую то, что окончательно вошло в последнюю главу этой книги: "Я начал сомневаться в ценности моих собственных категорий и проделал эксперимент. Я выбрал три бита культуры:

a) вау (брат матери) дает пищу лауа (сыну сестры) - прагматический бит;

b) мужчина ругает свою жену - этологический бит;

c) мужчина женится на дочери сестры своего отца - структурный бит.

Затем я нарисовал на большом листе бумаги таблицу из девяти квадратов три на три. Я обозначил горизонтальные ряды как мои биты культуры, а вертикальные колонки как мои категории. Затем я заставил себя увидеть каждый бит как предположительно принадлежащий к каждой из категорий. И я обнаружил, что это возможно сделать.

Я обнаружил, что могу думать о каждом бите культуры структурно; я могу видеть его как бит, находящийся в согласии с последовательным набором правил или формулировок. В равной степени я мог видеть каждый бит как "прагматический" - как бит, либо удовлетворяющий потребности индивидуума, либо делающий вклад в интеграцию сообщества. Я также мог видеть каждый бит этологически - как выражение эмоций.

Этот эксперимент может показаться ребяческим, однако для меня он был весьма важен. Я уделил ему столько места, поскольку среди моих читателей могут найтись люди, которые имеют тенденцию рассматривать такие концепции, как "структура", как конкретные части, которые "взаимодействуют" внутри культуры. Как и мне, им может быть трудно думать об этих концепциях просто как о маркерах для точек зрения, принимаемых либо ученым, либо туземцами. Может быть поучительным проделать тот же эксперимент для таких понятий, как экономика и тому подобное" (Bateson, 1936, р. 261).

Фактически "этос" и все остальные были в конечном счете редуцированы к абстракциям того же общего порядка, что и "гомология", "гомономия" и т.д. Они были ярлыками для точек зрения, произвольно принимаемых исследователем. Как вы можете себе представить, распутав этот клубок, я был невероятно воодушевлен, но также и обеспокоен, поскольку думал, что мне придется переписать всю книгу. Однако оказалось, что это не так. Мне пришлось подправить определения, убедиться, что каждый возникающий технический термин я мог заменить его новым определением, отметить наиболее вопиющие куски чепухи сносками, которые предупреждали читателя, что эти абзацы следует рассматривать как примеры того, как не следует изъясняться, и так далее. Однако суть книги была вполне здравой.

До сих пор я рассказывал о своем личном опыте строгого и расплывчатого мышления, но в действительности я думаю, что рассказанная мной история типична для постоянно меняющегося процесса научного движения. В моем случае, который сравнительно мал и незначителен для общего прогресса науки, вы можете увидеть оба элемента чередующегося процесса: сначала расплывчатое мышление и построение структуры на ненадежном фундаменте, а затем коррекция более строгим мышлением и замена на новые подпорки под уже сконструированным массивом. Я полагаю, что это совершенно честная картина того, как совершается научный прогресс, с тем исключением, что обычно здание крупнее, а индивидуумы, в конечном счете подводящие новые подпорки, - это не те люди, которые осуществили исходное расплывчатое мышление. Иногда (как, например, в физике) между первым сооружением здания и позднейшей коррекцией его оснований проходят века, однако сущность процесса та же.

Если бы вы попросили у меня рецепт ускорения этого процесса, я бы, во-первых, сказал, что нам следует принимать эту двойственную природу научной мысли и радоваться ей. Мы должны быть готовы ценить тот способ, которым оба процесса совместно работают для развития нашего понимания мира. Нам не следует слишком хмуриться ни на один из процессов, или, по меньшей мере, в равной степени хмуриться на любой процесс, когда он не дополнен другим. Я думаю, что в науке возникает задержка, когда мы слишком долго специализируемся либо в строгом, либо в расплывчатом мышлении. Например, я подозреваю, что фрейдовскому зданию было позволено вырасти слишком большим, прежде чем к нему применили корректирующее строгое мышление. Теперь, когда исследователи начали перефразировать фрейдовские догмы в новых, более строгих терминах, может возникнуть масса неприятных переживаний, которые совершенно излишни. (Здесь я, вероятно, мог бы сказать ортодоксам от психоанализа слово утешения. Когда формулировщики начинают подрывать корни самых базовых аналитических предпосылок и ставить под вопрос конкретную реальность таких концепций, как "эго", "желания", "ид" или "либидо" - что они, разумеется, уже делают - нет необходимости впадать в беспокойство и начинать видеть кошмарные сновидения хаоса или штормового моря. Нет сомнений, что большая часть старого здания анализа будет по-прежнему стоять после подведения нового фундамента. И когда концепции, постулаты и предпосылки будут приведены в порядок, аналитики смогут предаться новой и еще более плодотворной оргии расплывчатого мышления, пока не достигнут той стадии, на которой результаты их мышления потребуют новой строгой концептуализации. Я думаю, что им следует радоваться этому чередующемуся качеству научного прогресса и не замедлять научный прогресс отказом принять этот дуализм.)