Эдмунд Гуссерль - Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга 1

Наши касавшиеся проблематики феноменологии разума медитации держались до сей поры на такой высоте всеобщности, какая не позволяла выступить существенным разветвлениям проблем и связям таковых с формальными и региональными онтологиями. В этом аспекте мы должны подойти ближе к ним; только тогда и раскроются перед нами полный смысл феноменологической эйдетики разума и все богатство ее проблем.

Вернемся к источникам проблематики разума и будем прослеживать их в их разветвлении, по возможности систематично.

Проблемная рубрика, объемлющая всю феноменологию в целом, называется интенциональностью. Эта рубрика выражает основополагающее свойство сознания, — все феноменологические проблемы, даже и гилетические, включаются в нее. Тем самым феноменология начинает с проблем интенциональности, однако поначалу во всеобщности и не вовлекая в свой круг вопросы бытия действительным (истинным) того, что сознается в сознании. Остается вне рассмотрения то, что позициональное сознание с его тетическими характерами может, в наиболее общем смысле, именоваться «подразумеванием» и что, как таковое, оно необходимо подчиняется заключенной в разуме противоположности значимости и незначимости. К этим проблемам мы могли теперь подойти в последних главах, с учетом тех главных структур сознания, какие между тем стали понятны нам. Поскольку речь тут идет о начатках эйдетического, мы, естественно, совершали свои анализы в наивозможной всеобщности. Во всех эйдетических сферах путь систематический ведет от всеобщности высшей — к низшей, хотя бы разыскивающий проблемы анализ и льнул к особенному. Мы говорили о разуме и о тезисе разума вообще, об очевидности первозданной и выведенной, адекватной и неадекватной, о сущностном усмотрении и об индивидуальной очевидности и т. п. Наши описания предполагали уже широкую феноменологическую базу, целый ряд трудных различений, полученных нами в тех главах, какие были посвящены наиболее общим структурам сознания. Ведь без понятий «смысл», «предложение», «ис-полненное предложение» (сущность по мере познания на языке «Логических исследований») вообще не приблизиться к радикальному формулированию какой бы то ни было проблемы теории разума. А эти понятия в свою очередь предполагали другие — с соответствующим таковым сущностным размежеванием — различия позициональности и нейтральности, тетических характеров и их материй, вычленение своеобразных сущностных модификаций какие не входят в эйдос «предложение», как-то модификации аттенциональные и т. д. Одновременно с этим мы подчеркнем — с тем, чтобы не недооценивался объем необходимых анализов в том наиболее общем слое теории разума, о котором говорим мы сейчас, — что сущностные дескрипции последней главы должны считаться только началами. Как и повсюду, мы и здесь лишь проводили свой методологический замысел, разрабатывая лишь ровно столько твердой почвы, сколько необходимо для того, чтобы удостовериться в каждом принципиально новом слое, какой должен быть обрисован как поле феноменологических разысканий, формулировать сопряженные с нею исходные и основополагающие проблемы и иметь возможность бросать свободный взгляд на окружающий ее проблемный горизонт.

Если принять во внимание дальнейшие структурные различия, какие сказываются определяющими для характеров разума, — на различия по основным видам тезисов, на различия тезисов простых и фундируемых и на пересекающиеся с названными различия одночленных тезисов и синтезов, — то общая феноменология разума разветвляется. Главные группы проблем разума (проблем очевидности) сопрягаются с главными родами тезисов и теми материями полагания, какие, по мере сущности, требуются первыми. На первом месте, естественно, стоят пра-докса, доксические модальности с соответствующими им модальностями бытия.

Преследуя такие цели теории разума, необходимо достигаешь проблем прояснения формальной логики со стороны такой теории, а также и прояснения параллельных ей дисциплин, названных у меня формальной аксиологией и практикой.

Отошлем поначалу к прежним соображениям [145]касательно чистых учений о формах предложений и специально предложений синтетических в сопряженности таковых с предикативным доксическим синтезом, равно как с доксическими модальностями и далее — с принадлежными к актам душевного и волевого синтетическим формам. (Так, к примеру, к формам предпочитания, оценивания, желания «ради другого», к формам аксиологических «и» и «или»). В таких учениях о формах говорится — ноэматически — о синтетических предложениях по их чистой форме, причем вопрос о значимости и незначимости для разума не встает. Тем самым такие учения еще не принадлежат к тому слою, что учение о разуме.

Но как только мы поднимаем этот вопрос, причем для предложений вообще, поскольку они мыслится как определенные исключительно чистыми формами, мы обретаемся в пределах формальной логики и вышеназванных параллельных ей формальных дисциплин, какие по своей сущности возводятся на соответствующих учениях о формах как предварительных своих ступенях, В синтетических формах — как формы тезисов и, соответственно, предложений соответствующей категории предложений они, явно, предполагают весьма многое, оставляя притом это многое неопределенным по его обособлению, — заложены априорные условия возможной значимости, какие достигают своего выражения в сущностных законах дисциплин, сюда относящихся.

Специально же в чистых формах предикативного (аналитического) синтеза заключены априорные условия возможности доксической достоверности разума, — говоря же ноэматически, возможной истины. Объективное выявление таковых совершает формальная логика в самом узком смысле — формальная апофантика, (формальная логика «суждений»), обладающая своим фундаментом в учении о формах этих «суждений».

Подобное же значимо и для синтезов и ноэматических коррелятов таковых, принадлежных к сфере душевного и волевого, следовательно для относящихся к ним видов синтетических «предложений», систематическое учение о формах каковых вновь составляет подоснову для построения учений о формальной значимости. Дело в том, что в голых синтетических формах этих сфер (например, во взаимосвязях целей и средств) действительно заложены условия возможности аксиологической и практической «истины». При этом, в силу «объективации», какая, к примеру, совершается и в актах душевного, любая аксиологическая и практическая разумность оборачивается — способом, нам понятным, — разумностью доксической, ноэматически же — истиной, a предметно — действительностью: мы говорим об истинных или о действительных целях, средствах, совершенствах и т. д.