Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

Замечательно, впрочем, что наряду с Илией ожидали «пророка» (ὁ προφήτης), подобного Моисею, обетованного в Второзаконии (18, 15), причем такой пророк представлялся не предшественником Мессии, а непосредственным предшественником «дня Господня». Таким образом «пророк» как бы заступает место

– 306 –

мессианического царя. За такого пророка принимали Христа (Мф. 16, 14 и Иоан. 6, 14), а также и Иоанна Крестителя, как это видно из знаменательной последовательности вопросов, предлагавшихся ему священниками и левитами: на вопрос «Кто ты?» Он отвечал, что он не Христос; и спросили его: что же? ты Илия? он сказал: нет. Ты пророк? (ὁ προφήτης εἶ σύ) {21} 21 Определенный артикль ὁ придает вопросу смысл, не отраженный в синодальном переводе: «Ты (тот самый) пророк?». . И отвечал: «нет» (Иоан. 1, 20–21). Пророк, или «тот пророк, который имеет прийти в мир» (6, 14), отличается, таким образом, и от Мессии – Христа и от Илии – предтечи Мессии [382] То же видно и из Иоан. 7, 40: «многие из народа... говорили: Он воистину есть (чаемый) Пророк (ὁ προφήτης), другие говорили: это Христос. . В книге Деяний (3, 22 и 7, 37) предсказания Второзакония о грядущем пророке относятся ко Христу: здесь признается, следовательно, Его пророческое служение. Но в еврействе времен Спасителя Мессия считался царем по преимуществу, и потому образ грядущего Пророка стоял, по–видимому, особо либо же отожествлялся с каким‑либо из великих мужей Ветхого Завета – с Иеремией или Енохом, который, подобно Илии, был восхищен на небо и пришествие которого в последние дни ожидалось весьма многими [383] Замечательно, что в связи с различием между «Илией» и «Пророком» мы находим представление о двух пророках, двух свидетелях, предшествующих славному пришествию Господа – Илии и Енохе. Об Иеремии см. Мф. 16, 14 и 2 Макк. 2. В представлении об Иеремии как пророке, обетованном в Втор., можно видеть следы древнего предания, относящегося к самой эпохе нахождения этой книги при царе Иосии. Попытка Spitta (Christi Predigt an die Geister, 1890, стр. 34), который хочет доказать, что в 1 Пет. 3, 19 сл. предвечный Мессия отожествляется с Енохом, есть явная натяжка (ср. Schmiedel, Handcommentar к этому тексту). . Явление Иоанна Крестителя с его проповедью покаяния и близкого пришествия Господа произвело сильное впечатление среди еврейства не только в Иудее, но и в среде рассеяния. Александриец Аполлос, «муж красноречивый и сведущий в Писании» (Д. 18, 24), проповедовал крещение Иоанново в Ефесе еще во дни Павла, и сам апостол нашел там учеников его, которых он крестил во Христа Иисуса (19, 4); еще четвертый евангелист, по преданию пребывавший в Ефесе, был вынужден в прологе к Евангелию указывать, что сам Иоанн Креститель «не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о свете», и что

– 307 –

он отрекся от не принадлежавшего ему звания [384] Ср. также постоянные указания евангелиста на различие между «крещением водою», которой крестил Иоанн, и Христовым «крещением духом». Ср. Baldensperger, Der Prolog des vierten Evangeliums. Sein pole-misch apologetischer Zweck (1898), где мы заимствуем это ценное указание. Оно имеет несомненный вес в пользу предания о ефесском происхождении евангелия от Иоанна. . Как бы то ни было, все это указывает нам, что в «пророке» мессианических времен многие ждали не простого предтечу, а действительного спасителя и учителя, нового законодателя, подобного Моисею. Самарянский ересиарх Досифей выдавал себя за такого «пророка» [385] Ср. Hilgenfeld, Ketzergeschichte d. Urchristentums (1884), 157. Этому соответствует предание о его необычайной строгости в исполнении отдельных заповедей закона (напр., субботы). . Мы знаем несколько апокалипсисов, в которых образ Мессии отсутствует; те, которые не ожидали Его, могли видеть в грядущем Пророке не Мессию и не предтечу Мессии, а предтечу Самого Господа и Его Суда – представления, различие которых как бы намечается в вопросах, поставленных Иоанну. Но религии Пророка не суждено было развиться в Израиле, несмотря на попытки некоторых лжепророков, как Досифея или Февды и Египтянина, о которых говорят кн. Деяний (5, 36 и 21, 38) и Иосиф Флавий (Ant. 20, 5, 1; 8, 6; Bell. Jud. 2, 13, 5). Если впоследствии христиане признали во Христе пророка, обетованного во Второзаконии (18, 15) и подобного Моисею, то иудейские раввины также объясняли иногда это пророчество в мессианическом смысле, но в своей полемике против христиан толковали его в смысле предсказания особой приверженности Мессии Моисееву закону. Тем не менее они допускали известный параллелизм между судьбою грядущего Мессии и жизнью Моисея. Подобно Моисею, Мессия должен быть утаен после своего рождения, подобно ему он должен дать манну – «хлеб с небес» и иссечь чудесный источник – представления, существовавшие, по–видимому, уже в I в. по Р. Хр. [386] Ср. Baldensperger d. Selbstbewusstsein Jesu im Lichte d. messian, Hoffnungen (2) 1892, der mosaische Messiastypus, 138–142.

VIII

Вслед за знамениями пришествия Господня наступает и самое пришествие Его – последняя борьба и

– 308 –

поражение вражьей силы, суд, воскресение и обновление. Но если мы станем рассматривать здесь все различные дошедшие до нас памятники апокрифической апокалиптики и позднейшей религиозной литературы, то мы найдем весьма значительное разнообразие представлений.

Во–первых, в целом ряде таких памятников мы вовсе не находим Мессии: таковы книги Товита, Иисуса Сирахова, книги Маккавейские, книга Юбилеев, славянский Енох («Книга тайн Еноха»), древнейшие части эфиопского Еноха (1–36 и 91–104.), отдельные части апокалипсиса Баруха, Вознесение Моисея и некоторые другие апокрифы. Сообразно представлениям, которые в них выражаются, сам Бог воцарится в Иерусалиме, сам Бог сотворит свой суд. Идеал «Вознесения Моисея» есть, по мнению Шюрера и Визлера, «не монархический, а демократический строй царства Божия» [387] Schьrcr, II, 514. . Таким образом, спасение и суд исходят здесь от Бога без всякого человеческого посредника.

Во–вторых, существуют указания на представление о том, что суд Божий над сатаной и антихристом совершится через посредство Ангела лица Божия (Мал'ак Ягве) или архангела Михаила, «князя еврейского народа». Это своеобразное представление, о котором Шюрер не упоминает вовсе, связывалось с пророчеством Малахии (3, 1–3 сл.) и Даниила (12) [388] Ср. Assumptio Moysi (ed. Charles) X, 2, Откр. 12, 7 и W. Lueken, Michael (1898) стр. 24–30, где приводятся позднейшие еврейские предания о борьбе архангела с сатаной или антихристом и о его «последней трубе». Ср. также «Пастыря» Гермы Sim, 5, 8 и 9, в котором мы находим отголосок представлений о мессианическом значении архангела, о чем мы скажем в другом месте. Люкен указывает на любопытное издание Е. А. Wallis Budge, St. Michael the Archangel, London 1894. Three encomiums by Theodosius Archbishop of Alexandria, Severus, Patriarch of Antioch and Eustathius Bishop of Trake (коптский текст и английский перев.): Себер (стр. 70) прямо называет архангела «могущественным сыном» Божиим, а Евстафий (100) – образом (εἰκών) всемогущего Бога. Ср. Феодора Студита Oratio VI у Lueken'a 88; ib. 63. . Впоследствии эти предания стерлись, и место архангела занял Сын Человеческий, хотя и в позднейших апокалипсисах святый архангел сохраняет первенствующее значение во главе воинства небесного (Откр. 12, 7).