Георг Вильгельм Фридрих Гегель - Философия права

Это царство имеет своей основой вышеуказанное субстанциальное единство конечного и бесконечного, но основой, носящей характер таинственности, оттесненной в область смутных воспоминаний, в пещеры традиции и ее образов; эта основа была высвобождена и порождена из себя различающим себя духом, чтобы стать индивидуальной духовностью и перейти в яркий свет знания, она умерилась и преобразилась в красоту и радостную нравственность. В этом определении начало личной индивидуальности становится ясным для себя еще не как заключенный внутри себя самого, а как остающийся в своем идеальном единстве. Целое поэтому распадается на круги особенных народных духов, частью же последнее волерешение еще не приписывается субъективности для себя сущего самосознания, а силе, стоящей выше и вне него (ср. § 279), и, с другой стороны, особенность, связанная с потребностью, еще не принята в свободу, а исключается из нее в виде класса рабов.

В этом царстве различение доходит до бесконечного разрыва нравственной жизни на две крайности – на личное частное самосознание и на абстрактную всеобщность . Антагонизм между субстанциальным воззрением аристократии и началом свободной личности в демократической форме развивается так, что первое вырождается в суеверие и отстаивание холодного своекорыстного насилия, а второй вырождается в испорченность черни, и разложение целого кончается общим бедствием и смертью нравственной жизни. В этом состоянии индивидуальности отдельных народов находят свою смерть в единстве пантеона, все единичные лица низко падают, превращаясь в частные лица и в равных , обладающих формальным правом, удерживаемых, следовательно, вместе лишь абстрактным произволом, доходящим до чудовищных размеров.

Дойдя до этой потери себя самого и своего мира и бесконечной скорби об этой потере, быть носителем которой было предназначено из {361} раильскому народу, оттесненный внутрь себя дух улавливает в крайности своей абсолютной отрицательности , во в себе и для себя сущем поворотном пункте , бесконечную положительность своей внутренней сущности, начала единства божественной и человеческой природы, примирение, как появившуюся в области самосознания и субъективности объективную истину и свободу; осуществление этого примирения поручается северному началу германских народов .

Внутренняя жизнь начала в качестве еще абстрактного, существующего в чувстве, как вера, надежда и любовь, примирения и разрешения всякого антагонизма, раскрывает свое содержание, возведя его в действительность и самосознательную разумность, в светское царство, берущее своим исходным пунктом задушевность, верность и товарищество свободных людей. Это светское царство в этой своей субъективности есть столь же и царство для себя сущего грубого произвола и дикости нравов, и ему противостоит потусторонний мир, интеллектуальное царство, содержанием которого, правда, и является вышеуказанная истина его духа, но эта истина вместе с тем, как еще не продуманная мыслью , закутана в варварстве представления и в качестве духовной силы ставит себя выше действительной жизни души и ведет себя по отношению к последней как несвободная, страшная сила.

Так как в суровой борьбе, которую ведут друг с другом эти два царства, пребывающие в различии, получившем здесь свою форму абсолютного противоположения и вместе с тем коренящемся в некотором единстве и идее , – так как в этой суровой борьбе духовное царство и в действительности и в представлении унизило существование своего неба, низведя его до уровня земной посюсторонности и обыденной действительности, а светское царство, напротив, подняло свое абстрактное для-себя-бытие на высоту мысли и принципа разумного бытия и знания разумности права и закона, – то противоположность между этими царствами свелась в себе к образу, лишенному существенности: современность совлекла с себя свое варварство и неправовой произвол, а истина совлекла в себя свою потусторонность и свое случайное насилие, так что стало объективным истинное примирение, развертывающее государство в образ и действительность разума, в которой самосознание находит органически развивающуюся действительность своего {362}субстанциального знания и воления; также и в религии это самосознание находит чувство и представление этой своей истины как идеальной сущности; в науке же самосознание находит свободное, постигнутое в понятии познание этой истины как одной и той же в ее восполняющих друг друга проявлениях – в государстве , природе и идеальном мире . {363}

В тексте denselben alten Kohl immer wieder aufkochen (все снова и снова варят старую капусту). Здесь непереводимая игра слов: Kohl по-немецки значит капуста и чепуха. Мы даем соответствующий парафраз. Перев .

Поверхностность его науки я показал в другом месте. См. «Wissenschaft der Logik» (Нюренберг, 1812), введение, стр. XVII.

См. § 258.

Такого рода мысли пришли мне в голову при чтении одного письма Иоганна Мюллера (Werke, Teil VII, 56), где он, говоря о состоянии Рима в 1803 г., когда этот город находился под французским владычеством, пишет, между прочим: «Когда спросили одного профессора, каково положение публичных учебных заведений, он ответил: «On les tolêre comme les bordels» (как к публичным домам: их терпят). – Мы иногда можем услышать, как даже рекомендуют заниматься так называемым учением о разуме , именно логикой , исходя, по-видимому, из убеждения, что либо ее как сухую и бесплодную науку вообще не станут изучать, либо если это иногда и случится, то в ней найдут бессодержательные, следовательно, ничего не дающие и ничему не мешающие формулы, и таким образом рекомендация не принесет ни вреда, ни пользы.

Beiträge zur Berichtig. d. Urt. üb. d. franz. Rev. Sämmtliche Werke, VI, с. III и сл.

Паскаль приводит там также и молитву Христа на кресте за своих врагов – «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят»; – эта молитва была бы излишня, если бы то обстоятельство, что они не ведали, что творили, сообщило их поступку свойство не быть злым и они, следовательно, не нуждались бы в прощении. Он приводит также мнение Аристотеля (это место находится в Εth. Nicom. III, 2), который проводит различие между тем случаем, когда человек, совершивший поступок, был ουκ Ειδως и тем случаем, когда он был αγνοων; в первом случае, в случае неведения, он действует не добровольно (это незнание относится к внешним обстоятельствам , см. выше § 117), и поступок не должен быть вменен ему в вину; относительно другого случая Аристотель говорит: «Всякий дурной человек не знает, что нужно и чего не нужно делать, и именно этот недостаток (αμαρια) и делает людей несправедливыми и вообще злыми. Незнание выбора между добром и злом не приводит к тому, чтобы поступок стал недобровольным (не мог быть вменен), а лишь к тому, что он становится дурным ». Аристотель, разумеется, глубже постиг связь между познанием и волением, чем та плоская философия, которая учит, что не познание, а сердце и восторженность суть подлинные принципы нравственного действования.