Мишель Фуко - Психическая болезнь и личность

Но в исследованиях экзистенциального анализа, в таком пристальном интересе к самому акту выражения, помимо Бинсвангера просматривается еще одна значимая для Фуко фигура — Морис Мерло-Понти. Именно его диалектика, как мы уже упоминали, лежит в основе сюжета «Психической болезни и личности» и именно его «выражение» как тень стоит за фукольдианской трактовкой a priori у Бинсвангера. И несмотря на то что позже (например в «Словах и вещах») Фуко выступал против феноменологии Мерло-Понти, следы его экзистенциально-феноменологической системы в исторической эпистемологии все же сохранились.

Интересен здесь разработанный Мерло-Понти концепт выражения. В своей самой известной работе «Феноменология восприятия» он говорит о существовании за восприятием специфической дообъектной области, внутренней диафрагмы, определяющей зону переживания и масштаб жизни. Эта дообъектная область у Мерло-Понти носит как априорный, так и апостериорный характер. Априорно-апостериорной дообъектная область восприятия является потому, что в ее основе лежит пройденный решающий порог выражения. «Наш взгляд на человека останется поверхностным, — пишет Мерло-Понти, — пока мы не поднимемся к этому истоку, пока не отыщем под шумом слов предшествующую миру тишину, пока не опишем жест, который эту тишину нарушает» [27] Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. С. 241. . Предшествующие акты выражения и составляют одновременно и дообъектную область восприятия, и общий мир, к которым каждое новое выражение отсылает.

Выражение является центральной структурой дообъектной области. И тело, и сексуальное поведение, и движение выступают не просто символами, а синтезом знака и значения, тем, что предшествует существованию и одновременно является его актуальностью. Возможно, что именно эта идея позволит Фуко во «Введении» назвать проблему выражения центральной проблемой экзистенциального анализа и трактовать Бинсвангера сквозь призму Мерло-Понти: экзистенциальные априорные структуры — через теорию выражения.

Выражение представляется Мерло-Понти молниеносным актом истинного существования, мгновением обретения смысла и одновременно проекцией этого смысла; его невозможно уловить, оно кратко как крик, оно переживается, но не может быть ни осмыслено, ни восстановлено. Именно в выражении сливаются и становятся неразрывным единством сущность и существование. Через концепт выражения Мерло-Понти преодолевает извечную дихотомию субъекта и объекта, «для-себя» и «в-себе», сущности и существования, трансцендентного и имманентного. Выражение не просто является руководством к действию, но, подобно новому органу чувств, вводит значение внутрь человека, открывает опыту новое поле и новое измерение. Соединяя в себе трансцендентное и имманентное, выражение пронизывает все пространство человеческого существования. «Формы поведения, — пишет Мерло-Понти, — творят значения, которые трансцендентны по отношению к анатомическому устройству и тем не менее имманентны поведению как таковому, так как оно учит себя и постигает себя» [28] Там же. С. 247. .

На основании соединения концепта экзистенциально-априорных структур Бинсвангера с выражением Мерло-Понти и оформляется картина истории возможного с характерными для нее — данными в опыте, но неуловимыми — трансцендентно-имманентными историческими a priori. В центре этой исторической эпистемологии оказывается «факт», причем факт как содержание существования, т. е. такой, каковым его описывает Фуко во «Введении». Патологические факты феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа с их исследованиями конкретных модификаций онтологической структуры оборачиваются у Фуко историческими фактами — выражением эпистемологического поля живой исторической ткани. Не случайно во втором издании работы «Психическая болезнь и личность» появится фраза: «На самом же деле лишь в истории мы можем найти конкретные a priori, исходя из которых психическое заболевание одновременно с чистым раскрытием своей возможности обретает необходимые очертания».

Концепция истории Фуко, таким образом, имеет весьма сходную с экзистенциальным анализом двухуровневую структуру. Место фундаментальной онтологии Dasein занимает историческая эпистемология, пространство Сущего заполняет пространство Истории, на место экзистенциальных a priori приходят a priori исторические, а между двумя уровнями как связующее звено стоит выражение, обеспечивающее трансцендентально-имманентный и кон-сгитуируемо-конституирующий характер связи. Эта по своей сути феноменологическая схема, несмотря на последующую «нелюбовь» Фуко к феноменологии, сохраняется как ядро его исторической эпистемологии.

Работа «Психическая болезнь и личность» вышла в 1954 г. в университетском издательстве в серии «Философские введения». К изданию книгу рекомендовал Луи Альтюссер. Фуко всегда считал эту работу юношеской и незрелой, предпочитал не говорить о ней. После выхода «Истории безумия» вопрос о переиздании поднимался, однако, настолько часто, что он в конце концов согласился, и в 1962 г., через год после издания «Истории безумия», книга вышла в новой редакции. Изменилось название: «Психическая болезнь и личность» превратилась в работу «Психическая болезнь и психология» [29] Foucault M. Maladie mentale et psychologic P., 1962. ; появились некоторые исправления в первой части, а вторая часть, сменив свое название на «Психопатология как факт цивилизации», была практически полностью переписана, как и заключение к работе [30] Кстати, во втором издании присутствуют также многочисленные мелкие стилистические и грамматические исправления, что выдает «руку» другого редактора книги. .

Вновь появившаяся глава «Историческая конституция психического заболевания», представленная в новой редакции и под новым названием глава «Безумие, глобальная структура» и, наконец, заключение содержат практически те же выводы, которые мы находим в «Истории безумия». Глава про Павлова и материалистическую физиологию была полностью изъята, а в коренным образом измененной второй части не осталось и следа той четкой терминологической соотнесенности, которая ранее присутствовала по отношению к историческим типам безумца. Термины insense, demence и aliene здесь, так же как и в «Истории безумия», употребляются крайне свободно и не имеют четких смысловых коннотаций. Заметно, что за те восемь лет, которые разделяют первое и второе издание, Фуко оставил идеи о том, что многообразие «ликов безумия» может поддаваться сколь-либо четкой типологии.