Александр Ивин - По законам логики

Допустим, что люди не знают языка друг друга и говорят через переводчика. В этом случае сразу же встает проблема принципиальной возможности перевода с одного языка на другой. Очевидно, что далеко не все зависит только от квалификации переводчика. Действительно ли английское «something still to come…» означает то же, что и русское «то ли еще будет…»? Можно сказать, что иначе на английский эту русскую фразу не перевести. Но в общем-то эта ссылка на якобы недостаточные выразительные возможности английского языка здесь не по существу: ведь речь идет о том, означают ли русский и английский варианты одно и то же?

Очень сложен вопрос с переводами поэтических произведений. Каждый новый перевод одного и того же стихотворения является, как правило, самостоятельным произведением. Многие переводчики убеждены, что адекватный перевод стихов вообще невозможен. И следует рассчитывать только на то, что к этой невозможности удастся подойти на несколько шагов ближе, чем кому-то другому.

Проблематичны переводы не только поэзии, но и прозы. Сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье» переводились на русский язык более пяти раз. Между этими переводами весьма мало общего.

Впрочем, не так уж обязательно обращаться к сложным проблемам общения на иностранных языках. Взрослый разговаривает с ребенком. У ребенка в запасе несколько десятков слов, значения которых ограничены и искажены его детским опытом. В словаре взрослого несколько тысяч слов, и значения этих слов во многом иные. Говорят ли эти люди «на одном языке»? И что это за язык? Ясно, что не язык взрослого: ребенок им еще не владеет. Это и не язык ребенка: взрослым он уже забыт.

Нет особой нужды прибегать даже к этому противопоставлению языка взрослых и языка детей. В случае любого эпизода общения можно показать, что вопрос, говорят ли два человека на одном языке, далеко не прост. У разных людей разный словарный запас, значения всех, в сущности, слов они понимают по-разному, у каждого свой опыт общения, свои установки и т. д. А язык — это не только слова, не только правила, но и обычаи применения этих правил, контексты, определяющие значения слов. Как вообще в таком случае два человека могут говорить на одном и том же языке? Можно даже поставить вопрос: а что такое «один и тот же язык»?

Окажется, что и это не особенно ясно. В частности, уже по той простой причине, что само слово «язык» не является ни однозначным, ни ясным по своему содержанию.

Так что даже элементарное на первый взгляд требование говорить на одном языке не так уж на самом деле просто. Нетрудно к тому же заметить, что оно зависит по своему смыслу от другого требования — придавать словам одинаковые значения.

И наконец, о требовании, чтобы собеседники говорили об одном и том же предмете.

Разумеется, никакое понимание невозможно, если люди рассуждают о разных вещах, искренне полагая или только делая вид, что речь идет об одном и том же.

Такая ситуация является, кстати, нередкой, и не случайно она нашла отражение в поговорках. Если один говорит про Фому, а ему отвечают про Ерему, как будто тот и есть Фома, ни к какому пониманию беседующие не придут. Или говорят сначала о бузине, растущей в огороде, а затем сразу же переходят к дядьке, живущему в Киеве. И остается в конце концов неясным, о чем же все-таки шла речь.

Собеседникам надо говорить об одном и том же предмете. Большинство споров и недоразумений, от поверхностных и комических до самых глубоких и серьезных, как раз и имеют в своей основе нарушение этого элементарного, по видимости, требования. Но действительно ли оно настолько элементарно, что для его соблюдения достаточно одной внимательности?

Вовсе нет, и в дальнейшем это станет очевидным.

Сейчас же сошлемся в качестве примера на разговор Воробьянинова с Безенчуком из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова.

«Неспециалист» Воробьянинов просто говорит, что его теща умерла. Гробовых дел мастер Безенчук различает в смерти намного больше оттенков, и для каждого из них у него есть особое обозначение. Он машинально уточняет, что теща Воробьянинова не просто умерла, а преставилась, и поясняет: «Старушки, они всегда преставляются… Или богу душу отдают, — это смотря какая старушка. Ваша, например, маленькая и в теле — значит, преставилась. А например, которая покрупнее да похудее — та, считается, богу душу отдает». И затем он излагает целую систему: в зависимости от комплекции и общественного положения скончавшегося смерть определяется или как сыграть в ящик, или приказать долго жить, или перекинуться, или ноги протянуть. «Но самые могучие когда помирают, — поясняет Безенчук, — железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что дуба дают». О себе он говорит: «Мне дуба дать или сыграть в ящик — невозможно: у меня комплекция мелкая». И предполагает, что о нем после смерти скажут: «Гигнулся Безенчук».

Хотя смерть в общем-то для всех одна, все-таки сколько людей, столько же и представлений о смерти, каждая из смертей уникальна. И хотя язык «специалиста» стремится провести между ними более или менее тонкие различия, даже ему это явно не под силу.

Слово всегда обобщает. Оно охватывает сразу несколько сходных в чем-то предметов или явлений. Когда говорят двое, всегда остается вероятность того, что они имеют в виду, может быть, весьма близкие и похожие, но тем не менее разные предметы. Быть может, интуитивно опасаясь именно этой особенности слова, Безенчук поправляет Воробьянинова: «Не умерла, а преставилась». Кроме того, далеко не всегда легко сказать, означают ли даже собственные имена один и тот же предмет. Открытие того, что наблюдавшиеся с глубокой древности Утренняя звезда и Вечерняя звезда — это одна и та же «звезда» — планета Венера, было вовсе не простым. В одних случаях «Париж» и «столица Франции» означают одно и то же, а в других нет.

Теперь можно подвести некоторые предварительные итоги.

Одинаковое понимание, являющееся центральной проблемой интеллектуальной коммуникации, предполагает, что собеседники, во-первых, говорят об одном и том же предмете, во-вторых, беседуют на одном языке и, наконец, в-третьих, придают своим словам одни и те же значения. Эти условия представляются необходимыми, и нарушение любого из них ведет к непониманию собеседниками друг друга.

Однако сами эти условия — при всей их внешней простоте и очевидности — являются весьма абстрактной характеристикой понимания. Первая же попытка приложить их к реальной коммуникации и выявить тем самым их полезность и глубину наглядно показывает это.