Сергей Трубецкой - Сочинения

Единство Божие понималось конкретно уже в Ветхом Завете. Оно не отрицает множества, а побеждает его в себе, и самое имя Божие «Елогим» (plur.) отражает в себе, быть может, следы этой победы [390] Это не мешает, однако, видеть в слове e'lohim так наз. plur. magnitudinis (ср. шамаим = небеса); ср. F. Baethgen, Beitrage z. semit. Religionsgesch. (1888), 136. Замечательно, что еще в XV в. до Р. X. на глиняных табличках, найденных в Тель-ель-Амарне, множественное ilani обозначает одного Бога, ср. Wildeboer, Jahwedienst u. Volksreligion in Israel (1899), 12. . Ягве есть Бог Саваоф, Господь воинств — понятие, всего более чуждое отвлеченной философии, Господь воинств — земных воинств Израиля и небесных полчищ, которые сражаются с Ним против Его врагов и врагов Его народа. В позднейший период это понятие очищается, одухотворяется, не теряя, однако, своего исконного смысла: Господь воинств Jachwe Zabaoth делается Господом сил (κύριος τ. δυνάμεων). В этих силах раскрывается всемогущество Божие и Его вездеприсутствие, которые понимаются не в смысле отвлеченных истин катехизиса, а в смысле непрестанного живого и разнообразного действия божественных энергий, Ягве есть действительно тот Бог, без произволения Которого воробей не свалится на землю и волос не упадет с человеческой головы, — Бог, одевающий лилии полей и дающий пищу птенцам. Его образ в Его царстве, силе и славе не менее далек от деизма, чем христианская Троица. Ягве царствует на небе «во святых» Своих, царствует на земле, в природе и в истории, и одно имя Его заключает в себе для Израиля апокалипсис, откровение Его настоящего и грядущего вечного царства.

Еврейский теизм не сразу достиг своего высшего выражения; подчиняясь общему закону духовного роста, и вера Израиля выросла из «зерна горчичного». Мы не можем рассматривать здесь различные фазисы этого роста от первоначальной монолатрии, зародившейся среди общесемитской почвы, до расцвета пророческой проповеди. Не все фазисы и доступны нашему изучению с желательной ясностью и полнотою, — в особенности ранние, первоначальные фазисы. Равным образом и те внешние влияния, которым подвергался Израиль, трудно поддаются учету, откуда легко объясняются частные разногласия среди ученых, пытающихся разобраться в оценке таких влияний и определить их относительное значение.

Мы знаем, как сильны были эти влияния, ассировавилонские, египетские, сиро-финикийские, персидские, греческие. Ассиро-вавилонские влияния сказываются в течение всей истории Израиля, от времен Авраама, вышедшего из Ура халдейского [391] Б. II, 28, 31 (= Ε) и 15, 7 (J.); достоверность этого предания, сохранившегося даже среди ассирийского гнета позднейших времен, подтверждают и новейшие ассириологи, как Гоммель, Сэйс (Sayce, Hibbert Lectures 1887, стр. 41 сл) и Иеремиас. Важны в особенности эти ранние влияния. , и до позднейших времен гностицизма и Талмуда [392] О вавилонском происхождении многих гностических представлений ср. Kesbler Ueber Gnosis u. altbabylon. Religion Verhandl. d. V. Orienlalislen-Congrebses, II, 1, 288–305 (1882) и Anz, Zur Frage n. d. Ursprung d. Gnoslizismus (1897). См. ниже гл. IV. . Временами иноземные культы проникали в Израиль с особою силою и оспаривали место у культа Ягве [393] Напр., культ хананейских Ваалов или ассирийские культы при последних царях, ср., напр., 4 Ц. 21 и 23 (реформа Иосии) и Иез. гл. 8. . Но все эти внешние влияния не затронули существа ягвизма, — напротив, они послужили его очищению, его истинному раскрытию, вызывая своевременно могущественную реакцию религиозного сознания Израиля в лице пророков Божиих. Бог Авраама вывел его из-за Евфрата и заключил союз с ним и его родом; в лице Моисея Он победил богов, которым сыны Израиля научились служить в Египте: Бог отцов стал Богом народа, Господом браней и судией Израиля. То были дни юности Израиля, когда Ягве обрел его как виноград в пустыне, как раннюю первую ягоду на смоковнице (Ос. 9, 10). Он открыл ему Свое имя и дал ему священный ковчег, его национальную святыню, в залог союза с ним. Затем в лице судей, пророков и благочестивых царей Ягве восторжествовал над хананейскими богами, над Ваалом и Молохом; в пророках и верных Своих Он восторжествовал над богами ассирийцев и вавилонян, над тем «воинством небесным», которому Израиль научился служить по примеру этих народов: Бог народа раскрылся как Бог вселенной.

Таким образом, соблазнам язычества «подобало прийти»: в борьбе с ними окрепла и созрела вера Израиля в своем монотеизме; в этой борьбе с другими культами Ягве раскрылся постепенно Израилю в Своем величии: Бог Отцов, Бог Израилев, вождь и судия его, явился в отличие от местных национальных Ваалов хананейских как универсальный, всесильный, единый Бог неба и земли и всего «небесного воинства». И вся та власть над природой, над миром живых и мертвых, какую другие народы приписывали другим богам, была признана за единым Ягве. «Я Ягве и нет иного кроме Меня, — говорит Он приближающемуся Киру, своему «помазаннику». — Я препоясал тебя, хотя ты и не знал Меня, дабы узнали от востока и до запада, что нет кроме Меня; Я Господь, и нет иного. Я образую свет и твою тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Ягве, делаю все это» (Ис. 45, 5 сл.). Так единый Ягве противополагается персидскому дуализму и вавилонскому многобожию и побеждает их: «только у Ягве правда и сила» (45, 25). В самом падении мечтаний земного, национально-политического мессианизма — сначала в падении царств, затем в разочаровании, последовавшем за неудачной попыткой реставрации при Зерубабеле, торжествует чистая вера пророков, вера в единого Ягве, нашедшая себе столь вдохновенное выражение во Второисайи. Сила Ягве явилась в самой немощи Его «отрока», и Его правда — в сознании духовного Израиля и в том законе, которому она подчинила народ, оградив его нерушимой стеной от языческого мира.

Мы не будем рассматривать здесь тот великий, провиденциальный исторический процесс, в котором созрела вера Израиля; мы только постараемся уяснить себе понятия о Боге в Его отношении к духовному и физическому миру, окончательно сложившиеся в этом процессе. В этих понятиях — начатки богословия евреев и начатки всего последующего богословия.

Мы находим такие начатки в учении закона и пророков. Они развиваются в послевавилонский период, в книгах Ветхого Завета, относящихся к персидской и греческой эпохе, и впоследствии, в апокрифической и раввиничоской литературе, в синагогах Палестины, Египта и Вавилона. Позднейшее развитие совершается в различных направлениях — в направлении к христианству, гностицизму и Талмуду.

Богословские умозрения, хотя и элементарные, возникают сравнительно поздно. Замечательно, что самое учение о сотворении мира единым Ягве, несмотря на всю свою древность, имеет лишь весьма второстепенное значение до пленения Вавилонского. Лишь со времени Второисайи оно выдвигается на первый план [394] Ср. Gunkel, «Schopfung u. Chaos in Urzeit und Endzeit» 1895, стр. 156–163. Следует заметить, что в В. 3. не существует слова для обозначения «мира». В Еккл. III, 11 слово «олам» (olam) означает вечность, а не мир. «Век сей» в мессианических чаяниях Израиля противополагается «будущему веку», и понятие мира (космоса) постепенно отожествляется с первоначальным понятием века эона. . Сказания о сотворении мира, о победе Божества над древним хаосом, над страшным змеем бездны, над пустыней и водами, скованными Его всемогущим словом, — восходят к самой седой старине: они древнее Моисея, отчасти древнее самого Израиля, как показывает новейшая ассириология. Но до окончательного торжества учения пророков, до пленения Вавилонского, Ягве, живущий среди своего народа, является ему прежде всего как Бог отцов, Царь Иакова, Владыка Израиля. Народ вспоминает преимущественно о том, что Он для него сделал, как Он умножил и укрепил его, как Он помогал еще его праотцам, как Он вывел отцов из Египта, сражался за них в бранях, даровал им землю Ханаанскую и победу над врагами. В самом владычестве Ягве над природой благочестивый израильтянин более поражается видимым, настоящим действованием, чем прошедшим творчеством. Но это действование он постепенно учится видеть во всем, — в этом его «мудрость». Если современное научное миросозерцание не допускает чуда как произвольного нарушения законов природы путем сверхъестественного вмешательства, то можно сказать, что еврей, наоборот, не знал другого закона природы, кроме «уставов» Ягве и Его непрерывно действующей энергии. Позднейшее схоластическое понятие о чуде основывается на признании более или менее обширной области явлений, изъятой из сферы постоянного живого действия Промысла, который лишь от времени до времени вмешивается в эту область, внешним образом нарушая естественный ход событий. Такое понятие о чуде в сущности само основывается на частном допущении механического миросозерцания и потому в конце концов оказываечся бессильным против него. Еврей не знает чудес в этом смысле, потому что для него вся природа с видимою закономерностью ее явлений есть великое и непрестанное чудо Божие. Среди этих явлений он признает особые «знамения»; но эти знамения Божий совершенно входят в законы природы, как он ее понимает.