Евгений Богат - Мир Леонардо. Книга 1

Восемь дней в Италии рядом с Евгением Михайловичем Богатом на пограничье московской весны и апеннинского лета 1980 года остаются днями ежемгновенных удивлений. И не только потому, что это Италия, до того не виданная мною, но и потому, что комментатор моих первых впечатлений, не ставших еще частью моего сознания, — он, умный, веселый, живой. Он комментирует иную культуру, как свою жизнь, а собственную жизнь проживает в этой чужой культуре, становящейся при сохранении пленительной чужести своей,без которой уже нельзя…

И здесь же, в Милане, в трапезной монастыря Санта-Мария делле Грацие, происходит встреча иного рода — божественного Леонардо (XV век) с огнем рукотворным, прянувшим с безоблачного неба века нынешнего. Бомба минувшей войны бесцеремонно вторгается в столь же рукотворную «Тайную вечерю» и тяжело ранит ее участников.

Искусство и жизнь (в данном случае антижизнь) не только рядом, а в неистребимой взаимоотраженности, в странно необходимом со-бытии.

Вечерняя тайна культуры…

Реальность, которую творит Евгений Богат, — особая реальность. Да и материал, в котором живет и работает он, тоже особенный. Если писатель в привычном смысле этого слова вносит порядок в мировой хаос, то писатель Евгений Богат имеет дело с ужесозданной гармонией. Это, с одной стороны, состоявшаяся человеческая мысль (прежде всего мысль художественная), с другой — документ-судьба, свидетельство конкретной жизни с невымышленной фамилией, именем, отчеством. Почтибесплотная от несчетных обозреваний улыбка Джоконды и плотное судебное дело Вячеслава Станиславовича Залецило [1] Богат. Евг. Мастер праздника. — В кн.: Урок. М., Сов. писатель, 1982. который хотел, истово и тщетно, лишь одного: привнести в блеклые будни города Зарайска светлый лад любительского духового оркестра — наперекор темной воле наждачно-немузыкального районного начальства. Не выдержал и сорвался… И вот — суд над устроителем праздника, над его духовой — духовной! — музыкой.

Тайна зарайская, ночная…

И это, и то — казалось бы, столь не совпадающее, не сопрягающееся — сопрягается и совпадает в творческой жизни одного человека. Причем сплачивается таким образом, что даже самое пристальное всматривание не обнаруживает не только зазора, но и швов в этой почтиприродной цельности, хотя и сработанной личной волею Мастера.

Гармония высшего порядка…

Гармонический, универсальный человек писатель Евгений Богат. Бытийно-литературный герой грядущей жизни в грядущей культуре. Открытый всем временам и всем сторонам, духовно незавершимый — таким он остается в памяти.

Он больше всего боится, если про него скажут, что «мысль для него наслаждение, а не труд». Напрасно боится! Радость труда — сущностное свойство этого созидательного художника. А его посмертное счастье в том, что его настоящие и будущие читатели тоже возрадуются в своих вольных трудах над живой и открытой мыслью Человека культуры.

«…Беречь культуру, участвовать в восьмом дне творения», — просит нас Евгений Михайлович по праву человека, делающего это человеческое, принципиально небожественное дело.

Он участвует в восьмом, небиблейском дне…

Книга «Мир Леонардо» сейчас перед вами.

Это произведение — для медленного, пристального чтения. При чтении поспешном, поверхностном можно ухватить событие, но упустить прекрасные мгновения универсального опыта ума и сердца в их невозможнойгармонии. А остановить эти мгновения, запечатлеть их в открытом сознании и чуткой душе — первое дело каждого, кто возьмет книгу.

Прочитав то, что написалось, я понял: все глаголы, поставленные мною в прошедшем времени, следует немедленно перевести в настоящее. И перевел: потому что таким вызывающе живым я продолжаю видеть Евгения Михайловича, со-беседовать глаза в глаза и со-чувствовать с ним душа в душу.

Прошлое обретает новизну и свежесть настоящего.

И тут я вспоминаю вот что.

Приблизительно за месяц до его внезапного ухода я звоню к Богату, чтобы прочитать ему свое новое стихотворение «Последний глагол». Оно ему близко, потому что о нем. К великой беде, прискорбно и бесповоротно — о нем. О нем, ему… в его память. Обещал посвятить живому, а оглашаю сейчас — вослед ушедшему, но, может быть, именно потому многократно оживающему в своих творениях, которые теперь уже навсегда в настоящем… Простите: воспроизведу стихотворение целиком:

Переназвал, перечувствовал, переосмыслил… Пережил мирозданье, как впервые увиденное.

Так начинается ренессансный человек. Не так ли начинался великий Леонардо — конструктор неосуществленных, хотя вполне сбыточных проектов, богатых бессчетными возможностями, но бедных единичными воплощениями; художник единственной на целый мир улыбки именно этойженщины, но бесконечно значимой и потому таинственной? Но улыбка эта для каждого, кто смотрит, особая: она предназначена в каждый данный миг толькоему. Так устанавливается согласие с чужой — дальней и замкнутой — душой, на мгновение открывшейся, чтобы сказать и услышать. Это и есть мир совпадающих душ и несовпадающих умов, какими, впрочем, и надлежит быть умам и душам.

«Вы — Джоконда, которую надо украсть!» — скажет лирик Маяковский своейМарии, сверив ее с общезначимым образцом…

Свершились времена, сошлись судьбы, спутались тропы влюбленных: Владимир — Джоконда — Мария — Леонардо — Евгений. Мы с вами…

Замечу в скобках: Джоконда, как свидетельствует очередная сенсация в леонардоведении, оказалась некоей Изабеллой Гуаланди. Но что с того, если прочтения картины длятся именно в сфере духа, безразличного к позирующей «натуре»!