Рихард Прехт - Любовь

В эпоху упадка «Новой экономики», считает Шульдт, сериалы об одиночках должны будут резко утратить свою привлекательность. План жизни: богатство, похоть, томление — больше никого не убеждает. Сегодня, спустя четыре года после выхода в свет книги Шульдта, вдобавок ко всему грянул финансовый кризис. Телевизионные звезды будущего — уже не томящиеся по любви «яппи», а счастливые бедняки, сидящие на пособии и окутанные любовным туманом. Одиночки как востребованный определенным временем идеал отыграны и списаны.

Одинокие люди, конечно, будут существовать всегда. Жизненные ситуации невозможно поменять как телевизионные сериалы. Вероятность найти партнера, с которым будешь счастлив всю жизнь, уменьшилась необратимо. Временное одиночество — это нормальное ожидание для нашего времени и ближайшего будущего.

Вполне мыслимым и часто практикуемым является образ жизни, называемый «последовательной моногамией». По этому поводу не скрывает своей радости антрополог Элен Фишер, которая хотела найти исходные формы жизни наших предков в современной африканской саванне: люди живут вместе три или четыре года, потом их дети подрастают, и самое трудное остается позади. Если нет настоящих детей, то их заменяют «духовные дети» — совместные желания, идеи и утопии. Они изнашиваются, как предопределено генетикой, за тот же трех- или четырехлетний срок. Нет ничего удивительного, пишет Фишер, что мы снова возвращаемся к «последовательной моногамии».

Как мы уже видели, это представление нельзя считать не чем иным, как антропологической фантазией, ибо нет никаких указаний на то, что наши предки придерживались в семейной жизни последовательной моногамии. Более вероятны были групповые объединения, семьи, состоявшие из теток и сестер. Между прочим, можно думать, что мы приближаемся именно к такому типу семейных отношений, которые рассмотрим ниже, в главе, посвященной этому вопросу.

Количество отношений, в которые собирается вступать на протяжении жизни современный молодой человек, несравненно больше, чем в поколение его дедушек и бабушек. Будет ли это число больше, чем в поколение его родителей, сказать с определенностью нельзя ни в коем случае. Кривая, пожалуй, уже вышла на плато. Конечным результатом не обязательно станет полная утрата интереса к браку или неспособность к проживанию парами. Изучение вопроса показывает, что возраст начала половой жизни в Германии за последние 30 лет остается постоянным. Возраст этот снижается только во времена социальных катаклизмов. С 1970-х годов не растет также и число половых партнеров у молодых людей. Если даже сексуальность не является надежной исходной точкой, тем не менее у нас нет никаких оснований ожидать, что наша молодежь в большей мере способна к созданию устойчивых пар, нежели мы.

Похоже, что нам не миновать пути высоких притязаний. Требования, выставляемые нами к нашему потенциальному партнеру, наши пожелания едва ли можно чем-то ограничить. Естественно, мы уже давно знаем, что и партнер предъявит к нам весьма высокие требования — при всех тех комплексах неполноценности, которые вылезают при таком подходе. То, что именно молодое поколение предъявляет огромные требования к будущим партнерам, не обязательно связано с возросшими возможностями выбора на рынке любви. Внимание, которое мы уделяем все менее многочисленным детям, задает высокий стандарт даже при позднем поиске партнера — в зрелом возрасте. Чем больше мне уделяли внимания в детстве, тем больше будет мое желание, чтобы и партнер относился ко мне с таким же вниманием. На моей «любовной карте» запечатлены не только отдельные пункты, но и образцы поведения. Именно они задают масштаб моих будущих отношений. Капиталистический, по сути, поиск наибольшей прибыли от любви находит свое соответствие не в генах, а в психологии развития.

Без сомнения, наш образчик поиска любви имеет парадоксальную структуру. Мы ищем самого сильного из возможных чувств, но стремимся испытать его посредством другого человека. Наш эгоизм рядится в альтруистическую тогу «пары». Мы отрекаемся от себя, чтобы взамен получить еще больше. Наша индивидуальность и томление по привязанности сплетается в замысловатый узел. Обратная связь образует страховочную сетку. Если любовные отношения терпят неудачу, мы заново открываем для себя наши семейные ценности и наших старых друзей.

Все это ни в коей мере не опровергает старых истин: существует в мире «истинная» забота о другом и «истинное» сочувствие. Кто захочет назвать ложными чувства только из-за того, что к этому — как обычно, косвенно — подталкивают высшие интересы? Тот, кто находит свое счастье в счастье другого человека, тот находит и заботы в заботах другого. Быть рядом с другим человеком ради этого человека — это стремление и потребность, имеющая очень древние корни. По мнению американского исследователя одиночества Роберта Вейса из Массачусетского университета в Бостоне, недостаток сочувствия, испытываемый человеком, переносится еще хуже, чем полное отсутствие сочувствия. Кто не способен давать, тот не способен и любить. Эта истина не нова. Мы не только хотим что-то иметь в любви, мы хотим что-то и дарить. Можно ли сказать, что этот подарок — «душа»?

«Многие говорят сегодня о любви и семье так, как в прошедшие столетия говорили о Боге. Стремление к избавлению и нежности, попытки отыскать таинство желания в пустых текстах шлягеров — все это дышит повседневной религиозностью, надеждой на потустороннее в явлениях посюсторонних» (105). Прошло почти двадцать лет с тех пор, как социологи Ульрих Бек и его жена Элизабет зажгли настоящий фейерверк идей, рассуждений и мнений относительно современной любви в своем полемическом сочинении «Абсолютно нормальный хаос любви» (1990). Вот уже на протяжении трех десятилетий Бек оживляет немецкую социологию своими расчетливыми провокациями. Будучи профессором Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики и политических наук, он является генератором идей и enfant terrible в одном лице. В политическом плане он менял свои позиции на левом спектре: радикализм и бескомпромиссность довольно скоро сменились склонностью к компромиссам и нерешительностью. Тезис о радикальной индивидуализации нашел в Беке не только выдающегося поборника, но стал основой и его личной жизненной программы. Стоит только какому-нибудь немецкому социологу выступить против, и Бек уже тут как тут. Его роль — роль следопыта, стремящегося восполнить дефицит смысла. Кроме всего прочего, Бек блестящий стилист.

Книга супругов Бек — чтение апокалиптическое. Люди ищут любовь, но они перестали ее выращивать. Как могла бы сказать Элли Мак-бил: «Любовь необходима, как никогда раньше, но в равной степени она невозможна. Ценность, символизирующая сила, соблазнительность и надежда на освобождение растут одновременно с ростом ее невозможности. Этот странный закон прячется за цифрами статистики разводов и повторных браков, являя собой бредовую попытку снова и снова найти в “ты” свое “я”, найти освобождение в жажде искупления, объятые которой, мужчины и женщины бросаются в объятия друг к другу» (106). Современный человек — охотник и собиратель, ищущий секса и любви. Все это теснится и «исполняется там, где согласно божественному плану прошлого должны были действовать нация, классы, политика, семья и ее регламент. Я, и еще раз Я, и Ты — как вспомогательное средство. А если не Ты, так Ты» (107).