Рихард Прехт - Любовь

Легитимность половой любви внутри ее общественных форм и обычая позволяет нам улавливать разрыв интенсивной детско-родительской связи и совершенно «беспорядочным» образом проецировать потребность в любви на полового партнера. Это поведение имеет множество следствий. Во-первых, наш младенческий и детский опыт любви на всю жизнь остается шаблоном «беспорядочных» проекций на полового партнера, которого мы любим. Наша «любовная карта» оказывается напечатанной до того, как мы впервые в жизни поцелуемся с полюбившейся нам девочкой.

Второе следствие: не существует никакой нейрохимии половой любви, никаких романтических «модулей» головного мозга. Так как половая любовь, судя по всему, не является биологической необходимостью и вообще не имеет разумного смысла, то эволюционно наш мозг к ней не приспособлен. Биохимия телесного вожделения, биохимия душевного возбуждения и биохимия защищенности, склонности и доверия встречаются друг с другом мимолетно и то только в сенях мозга, у дверей в его святая святых. Это знание пронизывает историю западной культуры как «немое знание» вплоть до начала буржуазной эпохи. Только тогда начался «вселенский эксперимент» с желанием иметь все и во всем — была изобретена «романтика». Романтика совершенно неупорядоченным способом свела воедино аккуратно разделенные области вожделения, страсти и привязанности — создав квадратуру нашего мозгового релейного круга — и привела к биологическому и психологическому перенапряжению современности. Сексуальная стимуляция и стимуляция привязанности применяются не в качестве короткого замыкания, высекающего мгновенно гаснущие искры. Эти методы подаются как средство долговременного поддержания ожиданий партнера. Любовь, влюбленность и сексуальность. Сегодня мы мыслим все три явления связанными в единое целое, словно романтическая любовь — это необходимое правило, а не редкое исключение. Мы сейчас верим в романтическую любовь так же, как раньше верили в милостивого Бога. Мы мечтаем о том, чтобы все время направлять по этому священному пути нашу семейную карету, да так, чтобы ее колеса не соскользнули с колеи, а сама карета не рухнула в придорожную канаву.

В реальности, однако, все разлетается на куски: для любви в смысле привязанности очень важно, чтобы в жизни партнеров не происходило никаких значимых изменений; для любви в смысле притязаний на волнение и возбуждение чувств нет ничего лучше, чем разнообразие и новые требования к партнеру. Партнер, кружащийся в вихре страстных отношений, тянется к постоянству. Партнер, вовлеченный в спокойные безмятежные отношения, жаждет разнообразия. И в том, и в другом случаях говорят о любви, а не о партнерстве. Короче, отношения могут быть либо слишком щепетильными, либо слишком скучными — где-то между этими полюсами находится то, что именуют «истинной любовью». С биологической точки зрения, мы желаем слушать концерт оркестра, составленного из скрипок, электрогитар, арф и литавр одновременно. Мы хотим всплеска допамина и умиротворяющего потока серотонина. Мы хотим слушать убаюкивающую мелодию окситоцина и маршировать под барабанный бой фенилэтиламина.

Но довольно о грезах. Мы знаем из повседневного опыта, что жизнь не концерт по заявкам. Все больше и больше становится людей, которые ведут себя известным, адекватным нашему времени образом. Если притязания не соответствуют реальности, мы расплетаем наши потребности на отдельные функции, т. е. производим нейрохимическое и физиологическое разделение труда. Мы готовим дома любимые блюда, в Интернете ищем особенных половых партнеров и находим чувство защищенности и надежности у лучших друзей. Мы и сами не осознаем, как наше поведение вновь уводит нас в эпоху романтики: секс и привязанность расходятся в разные стороны. Спутница — прекрасная плоть будит желание; близкий по духу спутник питает и поддерживает привязанность.

Во всем этом нам помогают благополучие и свободное время. Эти помощники позволяют нам сегодня не расти — расти в смысле взрослеть и готовиться к жизненным испытаниям. Кто избавлен от непосредственного давления отбора со стороны грубого окружающего мира, кто не должен опасаться голода, холода, войны и бедности, тот может позволить себе вечный поиск; поиск романтического слияния, поскольку телесная близость уже не должна служить размножению.

Если верно мнение французского врача Эмиля Дево, который в 1920-х годах выяснил, что человек потому так долго способен к обучению, что его мозг формируется после рождения, то то же самое относится и к человеческой культуре. Запоздалый рост головного мозга Дево назвал неотенией. Она и подогревает нашу интеллектуальность. Опираясь на это понятие, я бы хотел ввести термин «культурная неотения», т. е. обозначить замедленное созревание человека из-за избытка благосостояния и свободного времени. Культурная неотения — это шанс (или проклятие) не созревать всю жизнь, живя в нашем современном обществе. И так же, как новорожденный ребенок выглядит совершенно беспомощным в сравнении с детенышем любой обезьяны, так беспомощны и мы в нашей культурной неотении в сравнении с инстинктивным ранним созреванием наших предков.

В настоящее время термин «кризис середины жизни» почти совершенно вышел из употребления. Основание: люди западного мира живут сегодня в условиях перманентного кризиса середины жизни. Этот кризис начинается на третьем десятке жизни и уже не заканчивается до самой смерти. Сегодня мы необычайно быстро входим в область чувств и ощущений середины жизни и надолго там задерживаемся. Питание, медицина и средства массовой информации заботятся о том, чтобы мблодые люди в западных странах как можно раньше созревали телесно. Все хотят жить как можно дольше, но не стареть. Гарантировать нам это должны уход за телом, косметология, медитация и здоровое питание. Мы хотим вечно искать, но никогда не находить. Это доставляет удовольствие, но сильно утомляет.

В рамках такой культурно-неотенической жизненной модели близка к закату и гибели романтическая идея нуклеарной семьи. Конечно, она может быть на удивление стабильной, но она тем не менее не является больше первейшим жизненным проектом. Несмотря на то, что мы в среднем стали позже обзаводиться семьей, тем не менее дети остаются с родителями дольше времени задержки нашего вступления в брак. Средняя продолжительность жизни составляет сегодня в Европе 75 лет. В 1930-е — 1940-е годы люди часто доживал и до 80, а нередко и до более почтенного возраста. В таком случае, когда дети покидают родительский дом, родители действительно находятся в середине жизни. Последствия нетрудно предсказать. Не только мужчины, но и женщины не станут лишать себя сексуальной радости, так как речь уже не идет о деторождении. Эмоциональные потребности женщины, таким образом, не соответствуют ныне их биологическому состоянию.