Фредерик Коплстон - История средневековой философии

Самым замечательным представителем христианской школы Александрии был Ориген[ 23]. Человек, принявший мученичество за веру в правление императора Деция, он был убежденным и пламенным христианином. В то же время он был наделен мощным умом, склонным к спекулятивному мышлению, и некоторые детали его учения вызвали обвинение в неортодоксальности. В общем, можно сказать, что он развивал христианское мировоззрение с помощью философии, особенно платонизма (в форме, которую тот принял тогда в эллинистическом мире"), но также, в какой-то мере, стоицизма. Его трактат "О началах" выражал мировоззрение философски мыслящего теолога, тогда как в своей более поздней апологетической работе "Против Цельса" Ориген посчитал возможным обратиться к определенным аспектам греческой мысли, противопоставив ее нападкам Цельса на христианскую религию.

Согласно Оригенову видению или толкованию реальности, в ней имеет место исхождение из Бога и возвращение к Богу, представляемому как Единое, которое отождествляется с Отцом. Единое трансцендентно относительно сущности и сущего, но может быть описано как благо или, скорее, как Благо само по себе, абсолютная благость. Творение есть выражение, передача или распространение благости, исходящей из Бога в силу необходимости его природы, поскольку, так сказать, он есть то, что он есть. Посредником в творении является Логос, заключающий в себе идеи, или вечные образцы творения, архетипы, содержащиеся в божественном уме, отождествляемом Оригеном со вторым Лицом Троицы, Словом, о котором говорится в прологе к четвертому Евангелию. Поскольку платоновская идея души мира считается приблизительным выражением христианского учения о Святом Духе, можно сказать, что Ориген толковал христианскую веру в Троицу в свете неоплатонической иерархии (или, точнее, в свете среднего платонизма), т. е. использовал последнюю для разъяснения первой.

Что касается человеческих душ, Ориген предложил теорию предсуществования, согласно которой человеческие души существовали еще до своего соединения с земными телами. В этом состоянии предсуществования они стали отчужденными от Бога в свободном греховном акте и, так сказать, низошли в эту смертную жизнь. Это отпадение от Бога есть центробежное движение прочь от подлинного центра души, которое уравновешивается центростремительным движением - возвращением души к Богу и ее окончательным облечением в духовное тело. В конце концов все души и даже, видимо, падшие ангелы вернутся к Богу, который будет тогда, говоря словами св. Павла, "все во всем"[ 24].

Некоторые теории Оригена, несомненно, не согласуются с Библией в ее обычном понимании. Однако он различал разные уровни толкования Библии, соответственно уровням, различимым в человеческом существе. Буквальное толкование Писания, по его мнению, представляет самый низший уровень, соотнесенный с уровнем "плоти" в человеке. Более высоким уровнем был уровень, наделенный этическим или нравственным значением и соотнесенный с уровнем души, тогда как аллегорическое толкование Писания соответствовало уровню духа в человеке. Аллегорическое толкование Писания, разумеется, не было новшеством. Оно широко практиковалось, например, Филоном. Важнее всего, однако, было то, что оригеновская схема уровней толкования открывала широкий простор для философского или спекулятивного толкования Библии. Исходя из более позднего различения, проводимого между теологией и философией, мы можем сказать, что Ориген развивал христианскую спекулятивную теологию с помощью идей, почерпнутых из философии или подсказанных ею. Сам же он считал, что развивает христианскую "философию" (понимаемую им как мудрость), подготовлением к которой была философия нехристианская.

Отцы Церкви 4-5 вв. были заняты главным образом разработкой основных доктрин христианской религии и участием в теологических спорах, которые вели к появлению соборных определений. Использование философских терминов и понятий для развития тринитарной и христологической доктрин относится скорее к истории теологии, нежели к истории философии[ 25]. Сегодня порой слышатся призывы к деэллинизации христианской теологии; акцент же делается иногда на необходимости вернуться к более близким Библии способам мышления, а иногда на необходимости сделать христианские верования понятными современному человеку и показать их уместность для мира и жизни, как мы ее понимаем[ 26]. Мы не будем обсуждать здесь этот вопрос[ 27]. Заметим, однако, что использование идей, почерпнутых из греческой философии (особенно из платоновской традиции, хотя, впрочем, и из стоицизма), в развитии преимущественно теологических тем помогало отцам Церкви в период средневековья уравновешивать влияние аристотелизма. Несмотря на нападки на христианство со стороны неоплатоников - таких, как Порфирий (III в.), - отцы Церкви естественным образом обращались за философскими терминами, понятиями и аргументами к философии, а именно к неоплатонизму, который придавал наибольшее значение духовной реальности и восхождению души к Богу и оказался последним великим течением метафизической спекулятивной мысли в античности[ 28]. И если в мысли такого поклонника Аристотеля, как живший в XIII в. св. Фома Аквинский, была немалая доля платонизма, то в известной мере он был этим обязан сочинениям христианских мыслителей античности.

Утверждение, что отцы Церкви были настолько поглощены теологическими предметами и спорами, что описывать их как философов - значит описывать их неверно, является, несомненно, совершенно законным обобщением; однако оно нуждается в определенных оговорках. Если понимать термин "философия" в том смысле, какой стремились придать ему ранние христианские писатели, то это утверждение неистинно. Как мы видели, ранние христианские писатели особо выделяли те стороны философии античности, которые позволяют рассматривать ее как поиски счастья и спасения. И они, естественно, рассматривали христианство как подлинную "философию", как исполнение давних желаний и завершение исканий. Однако если понимать слово "философия" в свете позднейшего резкого разграничения между философией, с одной стороны, и теологией - с другой, то характеристика отцов Церкви как философов и впрямь была бы глубоко ошибочной. Ведь использование в теологии понятий, взятых из философии, само по себе не превращает теологию в философию. Вместе с тем утверждение, будто отцы Церкви не были философами в распространенном сегодня понимании этого термина, оставляет без внимания тот факт, что по крайней мере у некоторых из них налицо линии рассуждения, безусловно философские даже с точки зрения позднейших представлений о существе философии. Это особенно верно в отношении Августина.