Джеймс Холлис - В поисках божественной обители: Роль мифа в севременной жизни

Для эпохи странников это становится окончательным возвращением домой. Военный секретарь Эдвин Стэнтон, наверное, должен был ощутить его в тот момент, когда мимо него проходил Линкольн, ибо он обронил фразу: «Теперь он принадлежит вечности» [114] Noah Andre Trudeau, Out of the Storm, p. 226. . Память о Великой Матери, ее жертвенном цикле, великом круге, вечном возвращении для всего человечества является одновременно роком и судьбой. Те, кто может ассимилировать этот образ, впитав его в свою плоть и кровь, пройдут через одиночество, которое является главной характерной чертой современной культуры.

Другая великая идея – героическое странствие – напоминает нам о противоречивой истине: человек лучше всего служит великому таинству природы, развиваясь как индивидуальность. Парадокс заключается в том, что человеческая личность должна быть включена в великий цикл и должна пережить в нем свое воплощение, чтобы ощутить себя индивидуальностью и продолжать свое развитие. В этом процессе участвуют сообщество, человек и – в той мере, в которой мы можем допустить, – божество.

Вполне возможно, что дуновение экзистенциальной свободы, одиночества и ужаса вызовет ощущение нестабильности, однако выбор совершается в условиях именно такого психологического климата. Состояние современного общества характеризуется блужданием от одной идеологии к другой, от мод и причуд к тоске и депрессии. Однако можно уловить общий смысл этих двух великих мифологических паттернов и постичь их на индивидуальном уровне.

Каждый из нас обречен выстрадать, осмыслить и, наконец, воплотить уникальное переживание цикла жертвоприношения-смерти-возрождения, чтобы отбросить карликов бездействия и страха и стать тем, кем нам предначертано стать природным таинством. Если мы примем это уникальное и одновременно абсолютное требование стать главным действующим лицом в собственной жизненной драме, значит, мы живем героической жизнью. Мы можем восхищаться другим человеком, но нам не нужен герой, чтобы получать компенсаторное удовлетворение. В диалоге двух персонажей из пьесы Брехта «Галилей» эта мысль ясно выражена:

Рильке весьма красноречиво выразил и наш риск, и наше стремление в четвертом «Сонете к Орфею»:

Юнг как-то заметил, что из всех социальных наук психология появилась последней, потому что психологические проблемы и инсайты уже содержались в великих мифах.

Основатели современной психологии, включая Фрейда и Юнга, для построения своих теорий в основном использовали психодинамические подходы и предпосылки. Однако недавно проведенные исследования говорят о том, что лишь десять процентов американских психологов считают свой подход преимущественно психодинамическим. Отдавая дань современной тенденции практически все измерять количественно, большинство терапевтов предпочли бихевиоральные подходы, когнитивную коррекцию или фармакологическую интервенцию. Хотя все эти методы, вне всякого сомнения, имеют свои достоинства, они привлекают многих людей, потому что позволяют получить результаты, поддающиеся оценке, и концентрируются на краткосрочном решении проблем, преодолении кризисной ситуации и адаптации. Трансформация не является их целью, ибо достижение этой цели требует длительного времени и огромных усилий; оно недоступно оценке и связано с немалым риском.

Многие критики пытаются развенчать научную основу психодинамической терапии, а некоторые просто называют ее псевдорелигией. Ни одно из этих критических замечаний не следует отрицать, хотя некоторые необходимо переформулировать. Деятельность психики нужно считывать на символическом языке, и даже научные понятия при их буквальном понимании рискуют превратиться в старую ересь. Их следует понимать символически, то есть видеть в них образы, выходящие за пределы своих ограничений и обращенные к движениям души. Такими понятиями являются метафоры, которые соединяют нас с непостижимым, и по-другому считают только люди, никогда не вступавшие в диалог со своим бессознательным.

Психодинамическая терапия появилась вследствие разрушения великих мифов и социальных институтов, которые поддерживали эти мифы. Хотя существуют и явная патология, и проявления характерных симптомов, указанных в справочнике DSM-IV, они не имеют отношения к глубинной работе; первичная травма современного человека – это чаще всего душевная травма. Упав с крыши средневекового собора, мы попали в пропасть. Глубинная психология – это процесс, благодаря которому может произойти исцеление расщепленной психики, человек может узнать свой индивидуальный миф, и этот миф вытеснит культурную идеологию, которая потерпела банкротство. Это не догма, а скорее методология, позволяющая человеку искать возможность соприкоснуться с внутренней трансформирующей энергией. Это не Новая Эра, а Древняя Эпоха, возраст которой соответствует возрасту архетипов.

Глубинный метод исследования психики требует серьезного наблюдения за состоянием человека, чтобы отмечать приступы страха и трепета из-за воздействия динамических сил бессознательного. Древние греки отдавали дань уважения этим силам в драматургии, создав образ Медеи, которая так подчинялась воле богов, что была вынуждена убить своих детей. Древние греки создали и образ Эдипа, который не мог осознать самого простого – своей идентичности, а также образ Клитемнестры, которая могла быть скорбящей матерью, проницательным политиком, любовницей и вместе с тем мстить своему мужу Агамемнону, сначала заманивая его в ловушку, а затем убивая.

Человеку, посвятившему себя глубинной психологии, приходится часами размышлять над деятельностью психики: как в сновидение могут вплетаться отдельные фрагменты, создавая критическую канву повседневной сознательной жизни, как ребенок незаметно проживает непрожитую жизнь родителя и как легко соблазняется Эго, слыша то, что хочет слышать. Точно так же аналитик размышляет над возможностью психической энергии служить самоисцелению психики, а также внутреннему стремлению человека к достижению целостности, когда ему приходится переживать самые ужасные травмы. Этот трепет перед таинством – ежедневное переживание аналитика или любого другого человека, всерьез занимающегося исследованием души.