Карл Маркс - Собрание сочинений, том 27

Кроме того, «Физиократы» в двух томах in folio [425]вышли в свет лишь в конце июля и только через несколько дней будут получены здесь, хотя о выходе этой книги было объявлено еще во время моего пребывания в Париже. А ее необходимо теперь принять во внимание во всех отношениях.

Моя книга будет теперь настолько переработана, что она сможет появиться даже под Вашей фирмой. Но, конечно, Вы имели бы полную возможность, просмотрев рукопись, выпустить ее под чужой фирмой.

IV) Что касается срока, то дело в следующем: плохое состояние здоровья вынуждает меня поехать в августе на морские купания в Остенде. Кроме того, я занят изданием двух томов вышеупомянутой работы {600} . Поэтому в августе много сделать мне не удастся. Переработка первого тома будет готова для печати в конце ноября. Второй том, носящий преимущественно исторический характер, сможет быстро последовать за первым.

V) В одном из предыдущих писем я уже писал Вам, что, отчасти благодаря полученному в Англии новому материалу [426], отчасти благодаря обнаружившейся при обработке необходимости новых дополнений, рукопись более чем на 20 печатных листов превысит условленный объем. Но ввиду того, что договор был уже заключен, я решил, как Вы помните из моего предыдущего «письма, удовлетвориться условленной суммой гонорара, несмотря на то, что число листов увеличилось почти на одну треть. Если бы я издал новый материал отдельно, то это повредило бы книге. Я, ни минуту не колеблясь, готов понести коммерческий ущерб ради успеха книги. Я не хотел ни разрывать договор, ни вредить успеху книги.

Но так как, согласно Вашему прежнему письму, мне предоставляется возможность возобновить договор, то я должен включить в него одно новое условие. А именно: за все печатные листы, добавленные сверх условленного количества, мне должно быть уплачено по той же самой расценке. Мне кажется, требование это тем более справедливо, что моя выручка от книги будет очень незначительна, если принять во внимание, что для работы над ней я ездил в Англию, жил там и купил большое количество дорогостоящих книг.

В заключение я выражаю пожелание, чтобы моя работа, — если только это может быть сделано на сколько-нибудь разумных условиях, — была выпущена Вашим издательством, так как Вы выказали по отношению ко мне много предупредительности и дружеского расположения.

Если бы в этом была необходимость, то на основании многочисленных писем, присланных мне из Германии и Франции, я мог бы доказать Вам, что публика ждет этой работы с большим нетерпением.

Преданный Вам д-р Маркс

Прошу Вас немедленно написать мне [427]по адресу: г-ну Ланнуа. Au Bois Sauvage, Plaine St. Gudule Nr. 12, Брюссель.

Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., т. XXV, 1934 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Брюссель, 28 декабря [1846 г.] Rue d'Orleans, 42, Faubourg Namur

Дорогой г-н Анненков!

Вы уже давно получили бы ответ на Ваше письмо от 1 ноября, если бы мой книгопродавец не задержал присылку мне книги г-на Прудона «Философия нищеты» до прошлой недели. Я пробежал ее в два дня, для того чтобы иметь возможность сейчас же сообщить Вам свое мнение. Так как я прочел книгу очень бегло, то я не могу останавливаться на деталях. Я могу говорить только об общем впечатлении, произведенном ею на меня. Если хотите, я могу написать о ней подробнее в следующем письме.

Признаюсь откровенно, что я нахожу в общем книгу плохой, очень плохой. Вы сами шутите в своем письме по поводу «уголка немецкой философии», которым щеголяет г-н Прудон в этом бесформенном и претенциозном произведении [428], но Вы полагаете, что философский яд не отравил его экономических исследований. Я тоже далек от того, чтобы причиной ошибок экономических исследований г-на Прудона считать его философию. Г-н Прудон не потому дает ложную критику политической экономии, что является обладателем смехотворной философии, — он преподносит нам смехотворную философию потому, что не понял современного общественного строя в его сцеплении [engrenement], если употребить слово, которое г-н Прудон, как и многое другое, заимствует у Фурье.

Почему г-н Прудон говорит о боге, о всеобщем разуме, о безличном разуме человечества, который никогда не ошибается, который был всегда равен самому себе, о котором достав точно составить себе правильное представление, чтобы обладать истиной? Зачем он прибегает к поверхностно усвоенному гегельянству, чтобы изображать из себя глубокого мыслителя?

Он сам дает нам ключ к разрешению загадки. Г-н Прудон видит в истории известный ряд общественных эволюции. Он находит в истории осуществление прогресса. Он находит, наконец, что люди, взятые как отдельные личности, не знали, что они делали, что они ошибочно представляли себе свое собственное движение, то есть, что, на первый взгляд, их общественное развитие кажется вещью отличной, отдельной, не зависимой от их индивидуального развития. Он не в состоянии объяснить этих фактов, и тут-то и появляется гипотеза о проявляющем себя всеобщем разуме. Нет ничего легче, как изобретать мистические причины, то есть фразы, в тех случаях, когда не хватает здравого смысла.

Но г-н Прудон, признаваясь в своем полном непонимании исторического развития человечества, — а он признается в этом, когда прибегает к громким словам о всеобщем разуме, о боге и т. п., — не признается ли тем самым неизбежно и в том, что он да способен понять и экономического развития?

Что же такое общество, какова бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей. Свободны ли люди в выборе той или иной общественной формы? Отнюдь нет. Возьмите определенную ступень развития производительных сил людей, и вы получите определенную форму обмена [commerce] и потребления. Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определенный общественный строй, определенную организацию семьи, сословий или классов, — словом, определенное гражданское общество. Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества. Вот чего никогда не поймет г-н Прудон, потому что он воображает, будто совершает что-то великое, когда апеллирует от государства к гражданскому обществу, то есть от официального резюме общества к официальному обществу.

Излишне добавлять к этому, что люди не свободны в выборе своих производительных сил, которые образуют основу всей их истории, потому что всякая производительная сила есть приобретенная сила, продукт предшествующей деятельности. Таким образом, производительные силы — это результат практической энергии людей, но сама эта энергия определена теми условиями, в которых люди находятся, производительными силами, уже приобретенными раньше, общественной формой, существовавшей до них, которую создали не эти люди, а предыдущее поколение. Благодаря тому простому факту, что каждое последующее поколение находит производительные силы, приобретенные предыдущим поколением, и эти производительные силы служат ему сырым материалом для нового производства, — благодаря этому факту образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества, которая тем больше становится историей человечества, чем больше выросли производительные силы людей, а следовательно, и их общественные отношения. Отсюда необходимый вывод: общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это, или нет. Их материальные отношения образуют основу всех их отношений. Эти материальные отношения суть лишь необходимые формы, в которых осуществляется их материальная и индивидуальная деятельность.