Карл Маркс - Собрание сочинений, том 27

[Надпись на обороте письма]

Г-ну Карлу Марксу. 19, Plaine Ste Gudule. Брюссель.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

[Париж], среда, 16 сентября 1846 г.

Комитету. № 2

Дорогие друзья!

Ваши сообщения о Бельгии, Лондоне и Бреславле {57} были для меня очень интересны. Я ознакомил Эв[ербека] и Б[ернай]са с тем, что могло их интересовать. Держите меня также по возможности в курсе всего, что касается успеха нашего дела и более или менее деятельного участия в нем различных местностей, чтобы я мог, поскольку это будет уместно, рассказать кое-что здешним рабочим. Что поделывают кёльнцы?

Отсюда я могу сообщить самые различные новости:

1) Со здешними рабочими, то есть с вожаками столяров из Сент-Антуанского предместья, я уже несколько раз встречался. У этой публики очень своеобразная организация. Помимо их дел, связанных с Союзом [49], — эти дела приняли весьма запутанный оборот из-за серьезных разногласий с вейтлингианскими портными {58} , — эти ребята, точнее, 12–20 человек из них, устраивают раз в неделю собрания, где до сих пор происходили дискуссии. Когда, однако, по вполне понятным причинам, материал для обсуждения иссяк, Э[вербек] оказался вынужден читать им лекции по немецкой истории, ab ovo {59} , а также по политической экономии — отчаянная путаница, толкование «Deutsch-Franzosische Jahrbucher» в духе «человечности». Тем временем появился я. Чтобы установить с ними более тесную связь, я им изложил в двух беседах развитие Германии со времени французской революции, взяв за исходный пункт экономические отношения. Все, что они получают на этих еженедельных собраниях, обсуждается по воскресеньям на собраниях у городской заставы, в которых принимает участие самая разнообразная публика и куда приходят с женами и детьми. Здесь, — отбросив в сторону всякую политику, — дискутируют что-то вроде «социальных вопросов». Эти собрания очень удобны, чтобы втягивать новых людей, так как они происходят вполне открыто. Недели две назад нагрянула полиция, хотела наложить свое вето, но в конце концов успокоилась и не приняла никаких мер. Часто собирается свыше 200 человек.

Но дальше в таком положении дело оставаться не может. Среди этих людей замечается известная апатия, вызванная тем, что они сами себе наскучили. Все, что они могут противопоставить портняжному коммунизму, в сущности сводится к фразам Грюна о «человечности» [50]и к грюнизированному Прудону, что им с превеликим трудом вдолбили г-н Грюн собственной персоной и его оруженосец — старый спесивый столяр, папаша Эйзерман, а частью и наш друг Э[вербек]. Все это им, конечно, скоро осточертело. Начались вечные повторения, и, чтобы не дать им заснуть (буквально, так как эта эпидемия начала свирепствовать на собраниях), Э[вербек] терзал их хитроумными рассуждениями об «истинной стоимости» (которая лежит отчасти и на моей совести), а также нудной болтовней о германских первобытных лесах, об Арминии-херуске и о ерундовской старонемецкой этимологии — по Аделунгу, у которого сплошное вранье.

Впрочем, действительным вожаком этих рабочих является не Э[вербек], а Ю[нге], который в свое время был в Брюсселе. Этот парень прекрасно понимает, что следовало бы изменить, и мог бы многое сделать, так как он всех их держит в руках и в десять раз умнее всей этой публики. Но он чересчур непостоянен и каждый раз выдумывает новые проекты. Если до сих пор так мало сделано, то только потому, что в течение почти трех недель мне никак не удавалось его повидать — он не бывал на собраниях и нигде нельзя было его найти. Без него большинство вяло и нерешительно. Но с этой публикой надо набраться терпения; сперва надо изгнать Грюна, который на самом деле прямо или косвенно оказывал на них ужасно расслабляющее влияние, а когда они будут отучены от этих фраз, я надеюсь чего-нибудь добиться, потому что у них у всех огромный интерес к изучению экономических вопросов. Так как я теперь держу в руках Э[вербека], который, несмотря на известную вам невероятную путаницу в голове, полон самых лучших намерений, и Ю[нге] также всецело на моей стороне, то это скоро удастся сделать. Относительно корреспондентского комитета я совещался с шестерыми. План встретил большое сочувствие, особенно у Ю[нге], и будет здесь приведен в исполнение. Но пока не будет устранено личное влияние Гр[юна] и пока они окончательно не отделаются от его фраз, к ним не вернется прежняя энергия; до тех пор, принимая во внимание большие материальные препятствия (особенно то, что почти все вечера заняты), ничего нельзя поделать. Я им предложил в их присутствии выложить Грюну прямо в лицо все его личные подлости; Б[ернай]с также хочет прийти, да и Э[вербек] намерен свести с ним счеты. Это произойдет тогда, когда они покончат свои собственные дела с Г[рюном], то есть получат гарантию возврата денег, ссуженных Г[рюну] для печатания его дрянной книжонки насчет ландтага. Но так как Ю[нге] не пришел, а остальные в большей или меньшей степени вели себя по отношению к Г[рюну], как дети, то и это дело еще не улажено, хотя при некоторой энергии оно могло бы быть закончено в пять минут. Беда в том, что большинство этих парней — швабы.

2) Теперь кое-что забавное. В своей новой, не напечатанной еще книге, которую Грюн переводит, Прудон придумал великолепный способ делать деньги из ничего и приблизить для всех рабочих наступление царства божьего на земле [51]. Никто не знал, в чем дело. Г[рюн] тщательно хранил эту тайну, но отчаянно хвастал, что ему известен новый философский камень. Всеобщее напряженное ожидание. Наконец, на прошлой неделе к столярам, у которых я был, является папаша Эйзерман, и постепенно старый кривляка наивно выбалтывает великую тайну. Г-н Г[рюн] доверительно сообщил ему весь план. Теперь послушайте, в чем заключается этот величественный план спасения мира: это не больше и не меньше как давно уже известные в Англии и десяток раз обанкротившиеся labour-bazars, или labour-markets [52], ассоциации всех ремесленников различных профессий, большой склад, где все продукты, доставленные членами ассоциаций, оцениваются точно по издержкам на сырье плюс издержки на труд и оплачиваются другими продуктами членов ассоциации, оцениваемыми таким же способом. Та часть доставленных продуктов, которая превышает потребность в них ассоциации, продается на мировом рынке, и выручка выплачивается производителям. Таким образом, философствует хитрый Прудон, он и другие члены его ассоциации упраздняют прибыль, которую получает торговый посредник. Что он таким путем упраздняет и прибыль на капитал его ассоциации, что этот капитал и эта прибыль должны быть точно так же велики, как капитал и прибыль упраздненных им торговых посредников, что он, следовательно, правой рукой отбрасывает то, что получает левой, — обо всем этом наш мудрец и не подумал. Что его рабочие никогда не будут в состоянии достать необходимый капитал, так как в таком случае они могли бы с тем же успехом основать самостоятельное предприятие, что экономия на издержках, которые могла бы дать ассоциация, ничто по сравнению с колоссальным риском, что вся эта история сводится к желанию при помощи фокуса убрать из этого мира прибыль, оставив производителей прибыли, что все это — настоящая идиллия в духе штраубингеров [Straubingeridylle] [53], с самого начала совершенно исключающая крупную промышленность, строительное дело, сельское хозяйство и т. п., что им придется нести только убытки буржуа, не участвуя в их прибылях, — все это и сотни других возражений, напрашивающихся сами собой, он совершенно забывает, увлеченный своей иллюзией, кажущейся ему правдоподобной. Преуморительная история! Отец семейства Грюн верит, конечно, в новый спасительный план и мысленно видит себя уже во главе ассоциации из 20000 рабочих (они с самого начала хотят широко повести дело), причем, конечно, все его семейство будет получать бесплатно пищу, одежду и квартиру. Но Прудон навсегда скомпрометирует себя и французских социалистов и коммунистов перед буржуазными экономистами, если публично выступит с этим планом. Вот чем объясняются его жалобы и выпады против революции [54]— он таил in petto {60} мирное средство спасения. Пр[удон] как две капли воды похож на Джона Уотса. Этот последний видит свое призвание в том, чтобы, несмотря на свой нереспектабельный атеизм и социализм, оставаться в глазах буржуазии респектабельным человеком; Пр[удон] изо всех сил хлопочет, чтобы, несмотря на свою полемику против экономистов, стать признанным великим экономистом. Таковы сектанты. К тому же это такая старая история!