Федор Константинов - Диалектика природы и естествознания

Перед современной медициной стоит важная методологическая задача: разработать систему принципов построения теории норм (нормологию) как науки о закономерностях нормальной жизнедеятельности. Современное учение о норме должно опираться на данные многих медико-биологических, естественных и социальных наук. Нормология включает данные гигиенических и экологических наук, поскольку теория нормы — это теория не только оптимальных процессов, но и оптимальных экологических связей человека со средой, оптимальных межчеловеческих и других социальных отношений. Все это не означает, что вообще не следует давать краткого определения нормы. Понятие нормы — основной компонент теории нормы, вокруг которого группируются другие элементы теории.

Анализ определений сущности нормы и патологии очень поучителен, так как теоретическое мышление каждой эпохи — это исторический продукт, принимающий в различные времена очень различные формы и вместе с тем очень различное содержание [374]. С развитием науки и практики происходит непрерывное изменение содержания понятий «норма» и «патология», которые углубляются, расширяются, обогащаются, уточняются. Представления о нормальной и патологической жизнедеятельности всегда носили и носят конкретно-исторический характер.

Следует также учесть, что между нормой и патологией нет резких и абсолютных граней. Патология есть особое состояние живой системы, его порой трудно четко отделить от нормы. С этим каждый врач сталкивается в своей повседневной практике, когда он должен определить, болен человек или здоров.

Значит, трудность определения понятия «норма» обусловлена прежде всего объективной сложностью взаимоотношений нормы и аномалий. Противоречивость нормы связана также со сложностью многоуровневой организации живой природы (органелла, клетка, ткань, орган, организм, популяция, биосфера): нормальное для одной формы организации или для одного структурного компонента может быть аномальным для других уровней или компонентов. Сложны также взаимопереходы между нормой и патологией, в связи с чем возникает комплекс вопросов об обратимости и необратимости патологических изменений. Если норму ограничить только кругом «строго оптимальных» явлений, то получится грубый шаблон нормы, не охватывающий противоречивые процессы, которые в одних случаях входят в норму, в других — переходят в сферу аномального. Если же в сферу нормы включить и переходные процессы, то она вберет в себя и некоторые патологические явления, поскольку четкую линию между нормой и патологией провести, как правило, невозможно. Трудно также строго определить норму потому, что она лабильна во времени, т. е. специфична для различных периодов онтогенеза.

Итак, «нормальное» в обычном смысле выступает как синоним «типичного», «широко распространенного». Характеристика понятия, основанная на «здравом смысле», нередко расходится с научной его интерпретацией. Перенесение обыденного истолкования понятия в науку может породить серьезные заблуждения и ошибки. Не избежала их и современная теоретическая медицина.

Медицине и эмбриологии известны многочисленные случаи значительных отклонений отдельных индивидов по различным признакам от среднего типа, однако они были полноценными, жизнеспособными. Описаны случаи обратного положения органов по отношению к серединной плоскости (например, сердце помещается в правой стороне, а печень — в левой), и тем не менее никаких функциональных расстройств при этом не обнаруживается. В то же время известно, что при незначительном смещении сердца иногда появляются тяжелые нарушения жизнедеятельности организма, и это квалифицируется в клинической медицине как патология. Следовательно, среднестатистические данные не являются достаточным критерием определения нормы и патологии, поскольку в реальности не существует человека, стандартизированного по всем морфологическим и функциональным признакам. Норма включает в себя не только среднестатистические варианты, но и ряд отклонений от них, зависящих от множества параметров.

Авторы, критикующие постулирование нормы в различных областях медицины, как правило, конкретно не исследуют диалектику познания нормы и, осознав ограниченность примитивного понимания нормы, нередко отвергают понятие нормы вообще. Это серьезная ошибка. В. И. Ленин писал, имея в виду физиков конца XIX в.: «Настаивая на приблизительном, относительном характере наших знаний, они скатывались к отрицанию независимого от познания объекта, приблизительно верно, относительно правильно отражаемого этим познанием».

В другом месте В. И. Ленин отмечал, что «положить релятивизм в основу теории познания, значит неизбежно осудить себя либо на абсолютный скептицизм, агностицизм и софистику, либо на субъективизм. Релятивизм, как основа теории познания, есть не только признание относительности наших знаний, но и отрицание какой бы то ни было объективной, независимо от человечества существующей, мерки или модели, к которой приближается наше относительное познание. С точки зрения голого релятивизма можно оправдать всякую софистику… Диалектика, — как разъяснял еще Гегель, — включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но не сводится к релятивизму. Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине» [375].

Понятие нормы изменялось с развитием науки, поэтому нельзя дать однозначную его трактовку. Можно представить ряд существенных определений нормы, однако, ни одно из них не отражает полно противоречивость этого явления, его многогранность. Отдельные определения становятся компонентами теории нормы, соответствующей историческому уровню познания [376]. Поэтому различия в определении нормы, по-видимому, объясняются не столько путаницей понятий, сколько многозначностью подходов к объяснению объекта, противоречивостью реального феномена нормы.

Невозможно точно определить норму развивающихся живых систем, понять ее изменение в ходе эволюции вне исторического анализа, не позволяющего ограничиваться готовыми формулировками. Уместно в связи с этим вспомнить слова Ф. Энгельса, направленные против критиков К. Маркса, которые искали в «Капитале» раз и навсегда данные определения, не понимая того, что «когда вещи и их взаимные отношения рассматриваются не как постоянные, а как находящиеся в процессе изменений, то и их мысленные отражения, понятия, тоже подвержены изменению и преобразованию; их не втискивают в окостенелые определения, а рассматривают в их историческом, соответственно логическом, процессе образования» [377].