Олег Терновой - Хосе Марти

Марти органически сочетал борьбу за независимость, против испанского колониально-феодального строя с борьбой против американского империализма. «Мы ищем не смены формы угнетения, не стремимся заменить хозяина-испанца новым господином в американском мундире» (11, стр. 254), — писал Марти. Заменить одного хозяина другим, говорил он, это не значит стать свободным. Присоединение Кубы к США Марти назвал «фантастическим средством», которое относится к истинной политике в интересах Кубы, как алхимия к химии. Кубинский народ, заявил пламенный патриот, не желает присоединения Кубы к США. «Мы любим родину Линкольна, но страшимся отчизны Каттинга» [15] Каттинг — американский журналист, который пытался спровоцировать войну между США и Мексикой. (приложение, стр. 182).

До конца жизни Марти оставался стойким и верным борцом за свободу и независимость Кубы и Латинской Америки. 18 мая 1895 г., за день до гибели, Марти написал письмо своему другу, видному мексиканскому политическому деятелю Мануэлю Меркадо, ставшее политическим завещанием Марти. Он писал: «Мы должны добиться независимости Кубы, иначе Соединенные Штаты захватят Антильские острова и отсюда обрушатся на земли нашей Америки. Все, что я сделал до сих пор, и все, что мне еще предстоит совершить, — все для этого» (приложение, стр. 190).

Три года шла упорная борьба Кубы за низвержение испанского колониального ига, но победа была отнята у народа коварным маневром американского империализма. Действуя в соответствии с политикой «зрелого плода», США вмешались в 1898 г. в испанокубинскую войну. «Помощь» США, как и предвидел Марти, оказалась на деле осуществлением вероломного плана американских империалистов завладеть островом, используя национально-освободительную войну на Кубе как предлог для вмешательства в испано-кубинский конфликт. США «гарантировали» независимость Кубе, навязав ей поправку Платта, которая гласила: «Куба соглашается с тем, что Соединенные Штаты могут осуществить право интервенции для сохранения независимости Кубы» (37, стр. 335).

Произошло то, чего больше всего боялся Марти: Куба, а затем и другие латиноамериканские страны попали в кабальную экономическую и политическую зависимость от американского империализма. Латиноамериканские республики превратились в страны, которые В. И. Ленин охарактеризовал как политически, формально самостоятельные, на деле же опутанные сетями финансовой и дипломатической зависимости (см. 7, стр. 383).

Марти страстно мечтал видеть свою родину, а также другие страны Латинской Америки свободными и независимыми. В то время, когда он жил и боролся, его мечтам не суждено было сбыться. И может быть, именно поэтому выдвинутая им антиимпериалистическая программа столь актуальна в наши дни, когда развертывается решающая фаза борьбы за окончательное освобождение стран Латинской Америки от гнета американского монополистического капитала.

Философские взгляды Марти претерпели сложную эволюцию. В молодые годы определенное влияние на него оказала философия краусизма [16] Своим названием она была обязана немецкому философу современнику Гегеля Карлу Краузе (1781–1832). Философия Краузе, эклектически сочетавшая пантеизм с теизмом (панентеизм), претендовала на открытие абсолютной истины, в которой якобы стираются все крайности материализма, идеализма и религии. В монархической Испании, стране церковного мракобесия, импортированный краусизм стал идеологией слабой испанской буржуазии, которая при помощи туманной философии Краузе обосновывала свои политические требования установления республиканского строя и ограничения влияния и могущества всесильной католической церкви. , с которой он познакомился во время учебы в католических университетах Испании.

В своих «Философских идеях» [17] «Философские идеи» — записи по философии, на основании которых Марти в 1877–1878 гг. читал лекции по философии в педагогическом институте в Гватемале (см. 15). «Философские идеи» — единственное произведение Марти, где он наиболее полно излагает свои философские взгляды. Разумеется, это произведение молодого Марти не может рассматриваться в качестве его последнего философского кредо, однако некоторые выраженные в нем передовые идеи легли в основу всего его мировоззрения. Часть этого произведения помещена в приложении к настоящей книге. Марти характеризует учение Краузе как философию, которая преодолевает крайности идеализма и материализма. Он писал: «Великий Гегель связывает их (субъект и объект. — О. Т.), а еще более великий Краузе изучает их в субъекте, в объекте и в субъективной индивидуальной форме, в которой связь подводит изучающий субъект к изучаемому объекту. Я испытал большое удовольствие, когда обнаружил у Краузе эту промежуточную философию — секрет двух крайностей (т. е. преувеличения роли объекта или субъекта, материи или сознания. — О. Т.), которую я хотел назвать философией отношения» (15, стр. 222).

Употребляя кантовский язык, Марти так конкретизировал свою мысль: «К этому сводится все философское исследование: „Я“, „не-Я“ и как „Я“ связано с „не-Я“ — вот все три объекта философии» (15, стр. 225).

Марти считает, что каждая школа в отдельности, т. е. материализм и идеализм, представляет собой лишь одну сторону истины и только соединение обеих школ образует полную истину. Он объясняет это тем, что одна часть природы, на которую направлено человеческое познание, ощутима и поэтому материальна, другая — неощутима и, следовательно, нематериальна. «Природа, — писал Марти, — это все, что существует в любой форме, в любом виде духа и тела…» (приложение, стр. 175).

Все это свидетельствует о том, что Марти еще не понял основного вопроса философии и поэтому не смог занять четкую позицию в оценке двух основных лагерей в философии. Он не понимал, что в пределах основного гносеологического вопроса противопоставление материи и сознания имеет абсолютное значение. По словам В. И. Ленина, для материи и духа как предельно широких понятий гносеологии нельзя дать иного определения, «кроме как указания на то, которое из них берется за первичное» (8, стр. 149).

Вместе с тем положительным в воззрениях Марти является их антикатолическая, антисхоластическая направленность. В этом отношении он продолжает прогрессивную тенденцию Варелы-Луса в кубинской философии: отстаивает научное знание как единственно правильный метод познания действительности, отвергает мистическую веру и схоластику. Он писал: «…вера мистическая, вера в космическое слово брахманов, в необыкновенное слово магов, в традиционное, метафизическое и неподвижное слово священнослужителей, вера, которая вопреки движению Земли говорит, что она движется иначе; вера, которая за то, что утверждает механик из Валенсии, заковывает его в кандалы и ослепляет его; вера, которая осуждает как колдунов маркиза де Вильена, Бэкона и Галилея; вера, которая сначала отрицает то, что потом бывает вынуждена признать, — эта вера не средство достижения истины, а средство, затемняющее ее и препятствующее открытию ее…» (приложение, стр. 173–174).