Ральф Эмерсон - Нравственная философия

Внезапно и неожиданно начинают на него валиться снежные хлопья ложных истин. Ему чудится, что он очутился посреди необозримой толпы, которой подвластна и та дорога, и другая; что он обязан повиноваться движениям, направляемым этою толпою… и он кажется себе таким убогим, сирым, ничтожным. Безумное скопище толкает его туда и сюда; яростно повелевает делать то одно, то другое. Ему ли противиться его воле? Ему ли думать и действовать по-своему? Новые видоизменения и новые ливни разочарований ежеминутно ставят его в тупик, сводят с ума.

Но когда путем-дорогою воздух на мгновение прочищается и тучи несколько пораздвинутся, он опять видит их — божественных; они восседают на своих престолах, кругом и около него: они одни с ним одним.

Мир внешних чувств есть мир призрачный; он существует не сам для себя, но он облечен характером символа.

Ловеджой, один из самых ревностных аболиционистов, ездил из города в город, печатал журналы, издавал брошюры против торга и неволи негров. Преследуемый своими противниками как лютый зверь, он вынужден был бежать, настигнутый наконец ими, умерщвлен в собственном своем доме.

Севедж Лендор, отличный поэт и прозаик. Автор «Вымышленных разговоров».

Желание Эмерсона, несколько уже раз им выраженное и обращенное к астрономии, может теперь быть удовлетворено превосходным произведением французского астронома Фламмариона «LaPluralite des mondes habites», и не менее замечательною книгою «Pezzani», служащей ему дополнением. Обе эти книги действительно ввели астрономию в жизнь; их стоит прочесть каждому мыслящему человеку. (Примеч. перев)

Цитируя не с самого подлинника, я не осмеливаюсь поверить огромной означенной мне цифре. (Прим. Р. Эмерсона)

Во избежание недоразумений и заподозрения Эмерсона в наклонности к социализму или коммунизму, нужно вспомнить сказанное им в предисловии: «Постигнув, что я обладаю нетленными богатствами, я становлюсь бессмертен. Вот великое поприще для состязания и богатого, и бедного! Мы живем на рынке, на который отпущено столько-то пшеницы, шерсти, земли: чем больше захвачу я их для себя, тем меньше достанется другим, и мне как бы не дается добро, без нарушения общего порядка. Никто не веселится веселием другого. Все наши системы похожи на войну или на оскорбительные привилегии. Каждому человеку приходится измерять свое величие по зависти, проклятиям, ненависти соперников. На этом же новом поприще довольно простора: на нем нет самохвальства, нет исключительности». (Прим. перевод.)