Вадим Васильев - Философия Артура Шопенгауэра

При рассмотрении развертывания природных форм во времени мы неизбежно сталкиваемся с «антиномией», суть которой состоит в том, что «с одной стороны, бытие всего мира необходимо зависит от первого познающего существа, как бы несовершенно оно ни было, а с другой стороны, это первое познающее животное также необходимо и всецело зависит от длинной предшествовавшей ему цепи причин и действий» (1, 41). Эта антиномия решается учением о том, что «время, пространство и причинность принадлежат не вещи в себе, а только ее явлению, формой которого они служат», так что «первое настоящее не представляется как первое» (там же). Иначе говоря, мир как представление со всей его историей не существует до первого представляющего существа в нем (хотя Шопенгауэр допускал наличие неких «суррогатов познания» в растительном и даже неорганическом мире, в строгом смысле мир как представление имеется только у животных), но оно неизбежно должно представлять себе этот мир так, будто он существовал и прежде.

Опираясь на данные современного ему естествознания [21] В частности, на идеи шотландского натуралиста Р. Чамберса. В конце жизни Шопенгауэр познакомился и с эволюционной теорией Дарвина, которая, однако, не впечатлила его. , Шопенгауэр рисовал детальную картину того, как должна представать познающему мир явлений субъекту смена основных фаз объективации Воли, точнее не просто Воли, а «Воли к жизни», так как именно жизнь является изначальной бессознательной целью Воли. В первый период «объективация воли к жизни ограничивалась наиболее низкими ступенями, т. е. силами неорганической природы» (5, 111). Когда эти силы отбушевали, после паузы воля объективировалась в растительном мире. Этот период завершился «бурной революцией природы». «Растительный рай» был разрушен. Третья великая ступень объективации воли к жизни — животный мир. На этой ступени появляются рыбы и китообразные, на суше — пресмыкающиеся. Четвертая ступень — теплокровные животные, роды которых ныне уже не существуют. Потом опять было разрушение и новая объективация роды существуют и поныне, но видов нет. Эта объективация возвысилась до обезьяны. «Однако и этот последний из предшествовавших нам миров должен был погибнуть, чтобы на обновленной почве дать место современному населению Земли, в котором объективация воли к жизни достигла уровня человечества» (5, 112).

На низших ступенях объективации воли к жизни Шопенгауэр допускет возможность прямого самозарождения. «Однако на высших ступенях животного царства такое самозарождение нельзя понимать в том виде, в каком оно представляется нам на ступенях низших». На высших ступенях его можно мыслить следующим образом: «из утробы или, вернее, из яйца какой‑нибудь особо счастливой животной четы, — в силу накопления именно в этой чете ненормально возросшей жизненной силы ее вида, раньше чем‑либо подавленной, — родится вдруг, в счастливую минуту, при надлежащем положении планет и совпадении всех благоприятных атмосферических, теллурических и астральных влияний, в виде исключения, не ей подобная форма, но близко ей родственная, хотя и стоящая на одну ступень выше; так что эта чета на этот раз произведет на свет не просто особь, а новый вид. Подобные явления могли, естественно, совершаться лишь после того, как путем обычной generatio aequivocae из органического гниения или из клетчатки живых растений уже успели появиться на свет самые низшие животные как первые предвестники и квартирьеры грядущих пород животных. Такой процесс должен был наступать после каждой из тех великих земных катастроф, которые по крайней мере трижды гасили уже на нашей планете всякую жизнь, так что ей приходилось затепливаться сызнова и в силу этого с каждым разом — в формах более совершенных, т. е. ближе стоящих к современной фауне» (5, 119). Но сейчас новая катастрофа, считает Шопенгауэр, «была бы бесцельна, ибо внутренняя сущность мира для возможности своего избавления от него уже не нуждается теперь в более высокой объективации» (5, 113). Человек в силах помочь Воле избавиться от мира.

Но почему нужно избавляться от мира? Рассуждая a priori, можно было бы предположить, что ответ Шопенгауэра будет выглядеть примерно так. Воля — бессознательное начало, действующее, стало быть, безо всякого плана, хаотично. Но в некоторых из своих созданий она получает возможность взглянуть на результаты своей деятельности, и увиденное заставляет ее отшатнуться от созданного ею. На деле Шопенгауэр рисует несколько иную картину. Несмотря на темную природу, Воля порождает целесообразный мир, части которого прекрасно гармонируют друг с другом. Причина в том, что мировая воля обладает внутренним единством. На феноменальном уровне это единство превращается в согласованность различных частей и существ мира: «во всех идеях… раскрывается… одна и та же воля. Ее единство должно поэтому выказывать себя внутренним родством всех ее явлений» (1, 133). «Мы должны допустить, — продолжает Шопенгауэр, — что между всеми этими проявлениями единой воли произошло всеобщее взаимное подчинение и приспособление друг к другу. Все части природы сходятся между собою, ибо во всех них проявляется единая воля» (1, 146–147).

«Пессимистическую» философию Шопенгауэра часто противопоставляют оптимизму Г. В. Лейбница. Шопенгауэр и правда заявлял, что оптимизм — «ложное воззрение» (6, 228), и невысоко ставил Лейбница. Однако едва ли можно говорить о полной противоположности взглядов этих мыслителей. Хотя Лейбниц утверждал, что наш мир — наилучший из возможных миров, а Шопенгауэр считал его наихудшим (еще более плохой был бы адом или, по другой его формуле, вовсе не мог бы существовать), но, рассуждая о наилучшем мире, Лейбниц имел в виду прежде всего царящую в нем «всеобщую гармонию». В этом плане между ними нет расхождений. Вместе с тем, совершенная гармония, полагал Шопенгауэр, имеется только во вневременном и непространственном мире идей. Индивидуализированное же существование сопряжено с неизбежной нехваткой материи для реализации всех возможностей. Это порождает отчаянную борьбу за существование, сопровождающуюся перманентным разрушением вещей и гибелью существ, живущих в мире.

Картина всех этих ужасов и страданий действительно может заставить волю к жизни отшатнуться от себя, точнее от своего индивидуализированного существования. И здесь перед ней открываются две возможности. Во — первых, используя некоторые особенности своего порождения, интеллекта, Воля может попытаться уйти с его помощью от индивидуализированного восприятия мира. Во — вторых, она может решиться на самоуничтожение. Специфика первого пути рассматривается Шопенгауэром в метафизике прекрасного.