Элвин Тоффлер - Война и антивойна

Вирус, попав в сеть, где много компьютеров, может затаиться и прикинуться безобидным, ожидая, когда какой-нибудь ничего не подозревающий пользователь — вроде здорового бациллоносителя — обратится к намеченному компьютеру. Вот тут-то этот вирус цепляется к нему и перескакивает на намеченный компьютер, а там уже запускает свою разрушительную боеголовку.

Ханс Моравец в «Детях разума» описывает оборонительное оружие, которое он называет «антивирус». Антивирус расходится по сети как антитело в иммунной системе, выискивая и убивая вирусы. Но, замечает автор, «вирус-дичь может чуть изменить свой внешний облик, и данный конкретный хищник его уже не узнает». И даже это еще не исчерпывает всех возможностей.

Существует теперь программа, которая в принципе может не только быть внедрена в сеть для размножения себя самой на тысячи компьютеров или менять свой облик согласно заданным ей инструкциям. Ее можно построить так, чтобы она развивалась со временем как биологический организм, отвечающий на случайные мутации — эволюционирующий вирус, изменения которого происходят случайно, и потому его трудно найти даже очень умным антивирусам. Искусственная Жизнь на пути к самостоятельности.

Да, передовые демократии Третьей волны более децентрализованы, и в них есть больше резервных систем, чем было раньше, а потому они социально и экономически невероятно устойчивы. Но есть и недостатки, уравновешивающие это достоинство. Например, чем выше технология изготовления компьютера и степень его миниатюризации, тем меньшая нужна энергия электромагнитного поля, чтобы парализовать его работу. Более того, в странах Третьей волны выше открытость, рабочая сила более мобильна, политические и общественные системы более либеральны, а самодовольство намного выше, чем у тех стран и групп, которые желают им зла. Хотя бы поэтому любая чего-то стоящая военная стратегия знания должна учитывать подобные вопросы безопасности наряду с вопросами о приобретении, обработке и распространении знаний.

В итоге общая информационная стратегия армии должна будет обеспечивать четыре ключевые функции: сбор, обработку, распространение — и защиту. Все они на самом деле взаимосвязаны. Защита распространяется на все остальные функции. Системы обработки информации все эти функции должны учитывать. Связь неотделима от компьютеров.

Защита военных систем знаний требует приобретения контрразведывательных сведений.

И как все это объединять, еще долгое время будет предметом забот стратегов знания.

За этими рамками — и за рамками данной книги — остается еще более масштабный факт жизни: каждая из этих четырех функций военной стратегии знаний имеет точный аналог в гражданских системах. В конечном счете военная сила Третьей волны основана на силе гражданского порядка, которому она служит, а тот все сильнее зависит, в свою очередь, от стратегии знаний, принятой в его обществе.

К добру или к худу, а это значит, что военные и штатские информационно повязаны друг с другом. Насколько хорошо гражданский мир — предприятия, правительственные органы, некоммерческие организации — приобретает, обрабатывает, распространяет и защищает свои знания, настолько же хорошо (или плохо) делают это военные.

Постоянное улучшение и защита этого незримого имущества — необходимые условия выживания стран Третьей волны в рассеченной натрое глобальной системе двадцать первого века.

И потому мы уже сейчас видим прогресс военной мысли, вышедшей за рамки прежних концепций электронной войны, за сегодняшние дефиниции «войны командования и управления» и даже за более глобальные рамки понятия «информационной войны».

В грядущие десятилетия лучшие из военных умов будут заняты задачей дальнейшего определения необходимых компонентов «войны знаний», исследованием их сложных взаимоотношений и построением «модели знаний», дающей стратегические возможности. Это то чрево, из которого должна родиться полная военная «стратегия знаний».

Потому что разработка стратегии знаний — это следующая ступень в развитии вида войн Третьей волны — которому, как мы увидим, соответствует завтрашний вид мира.

Но, чтобы прийти к соответствующей стратегии знаний, каждой стране или военной машине придется решить свои собственные, свойственные только ей проблемы. Для США, наиболее развитой военной машины в мире, это будет радикальная перестройка некоторых из самых важных и глубоко окопавшихся организаций «национальной безопасности», оставшихся от эпохи Второй волны.

В сорока минутах езды от гостиницы «Метрополь» в Москве стоит ничем не примечательный жилой дом. Стряхнув снег с ботинок, мы входим в темный подъезд. Сбоку на стенке — ряды почтовых ящиков, некоторые открыты, из них торчат газеты. В тесном лифте мы поднимаемся на площадку, где нас тепло встречает хозяин. Вскоре мы уютно располагаемся в гостиной у Олега Калугина. Хорошо сложенный мужчина чуть старше сорока, он безупречно говорит по-английски. Улыбаясь, он протягивает свои визитные карточки с таинственным словом «эксперт». В чем именно эксперт — даже и намека нет.

Олег Калугин был главным советским шпионом в Вашингтоне в самые горячие годы холодной войны. Когда-то давно он «вел» Джона Энтони Уокера, американского морского офицера, который продал тайные коды США; сидел на Шестнадцатой улице в советском посольстве, читая документы, украденные из сверхсекретного Агентства национальной безопасности. Позже он навещал Кима Филби, одного из супершпионов века. Сейчас Калугин, когда-то самый молодой генерал КГБ, появляется на Си-эн-эн, встречается с высшими должностными лицами ЦРУ и ФБР и вспоминает, осмысливая, свою карьеру.

Несколько часов подряд мы обсуждаем возможность (кажущуюся Калугину маловероятной), что некоторые советские шпионы и сети в различных странах сменят приверженность и будут работать на другие страны. Он дает нам свою личную оценку попытки переворота, которая привела к свержению Горбачева, и излагает свои надежды на мирное будущее.

Калугин красноречиво критикует разведку в том виде, в котором она велась во времена холодной войны. И еще более критичен к тому, что видит сегодня — особенно к решению Российского правительства создать «Академию государственной безопасности», где новое поколение будет обучаться «тем же старым подходам и тем же дисциплинам», что и в дни КГБ. Некоторые его бывшие коллеги возмущены его публичной критикой шпионского ведомства, которому он когда-то служил. Но Калугин — живой символ тех примечательных перемен, что затронули дело шпионажа во всем мире.

Среди институтов «национальной безопасности» ни один так не нуждается в глубокой реструктуризации и реконцептуализации, как внешняя разведка. Разведка, как мы уже знаем, есть существенный компонент любой военной стратегии знания. Но Третья волна формирует новый облик войны, и разведка либо тоже должна принять соответствующий Третьей волне вид, отражающий новую роль информации, связи и знания в обществе, либо стать дорогим, ненужным и опасным заблуждением.