Элвин Тоффлер - Война и антивойна

Что должно волновать нас, тех, кто озабочен защитой мира, — это не голая военная мощь, но внезапные и беспорядочные перекосы и сдвиги в относительной силе, потому что ничто другое так не может усилить непредсказуемость и тяжелую паранойю политических лидеров и стратегических планировщиков. И все это не внушает уверенности насчет будущего вооруженных сил Америки.

Одна только аналогия с Наполеоном заставляет учесть преходящий характер силы. Не прошло и трех лет с самого дальнего похода на Восток, как империя Наполеона рухнула 18 июня 1815 года при Ватерлоо. «Однополярное» положение Франции как единственной сверхдержавы испарилось вмиг. Не может ли случиться то же с Америкой? Не мелькнет ли ее однополярный момент краткой вспышкой на панораме истории?

Ответ отчасти зависит от наших собственных действий. Чтобы удержать военное преимущество, США должны также удержать преимущество экономическое. Пока что, невзирая на взлет экономики Японии и других азиатских стран, США сохраняют многие преимущества в науке, технике и других отраслях. Необходимо ускорить переход от остаточных отраслей Второй волны, минимизировав при этом социальные вывихи и недовольство, сопровождающие столь глубокие экономические преобразования. Но надо и свежим взглядом оценить стратегические варианты.

К сожалению для всех, кого это касается, и друзей, и врагов, американские элиты, политическая и военная, оказались серьезно дезориентированы не только концом холодной войны, но и расколом западного союза, экономическим ростом Азии, а прежде всего — наступлением экономики, основанной на знаниях, глобальные требования которой этим элитам ну никак не ясны.

А в результате — опасное отсутствие ясности насчет долговременных интересов Америки. Когда такой ясности нет, даже лучшие вооруженные силы могут в будущем потерпеть поражение или, что еще хуже, погибнуть ради мелких и побочных целей. И когда кроильщики бюджета в Конгрессе урезают средства Пентагона, мало что понимая в том, чего требует война Третьей волны, лидерство США может очень быстро остаться в прошлом.

В мире логики невозможно понять, насколько большой военный бюджет требуется стране, пока страна не выработает стратегии и не оценит ее требования. Но не так создаются военные бюджеты. Как сказал бывший министр обороны США Дик Чейни, в реальном мире «бюджет рождает стратегию, а стратегия на бюджет не влияет».

Что еще хуже, бюджеты, которые «рождают стратегию», тоже не составляются хоть сколько-нибудь разумным образом. В каждой стране армия и вооружения — это здоровенная политическая кормушка, дающая рабочие места, прибыли и доходы. Бюджетный процесс движут внутренние политические интриги и соперничество, а никак не логика. Сегодняшние споры о размерах оборонного бюджета — это, по сути, свалка разных групп в борьбе за правительственные деньги, а не настоящие дебаты по стратегии. Но еще опаснее, чем близорукие бюджетные сокращения и стратегическая слепота (и опаснее не только для Соединенных Штатов), — это сегодняшние неверно воспринимаемые преобразования в отношениях между экономикой и военной силой, то есть между богатством и войной.

На протяжении всей эпохи Второй волны военная мощь основных держав подкреплялась огромной военной промышленностью. Гигантские верфи служили флотам Второй волны. Возникали мощные фирмы по производству танков, самолетов, подводных лодок, боеприпасов и ракет.

Десятками лет поборники мира нападали на военную промышленность. Заклейменные как «торговцы смертью» или «подпольные заговорщики против мира», производители оружия рисовались черными красками, иногда справедливо, как раздуватели, если не поджигатели пламени войны.

«Получать от войны выгоду» — таков был привычный лозунг. Книги вроде «Кровавого трафика», изданной в 1933 году, или следующей книги в том же духе «Смерть приносит дивиденды», выпущенной в 1944 году, обнажали коррупцию и жажду войны того конгломерата, который стали потом называть «военно-промышленным комплексом».

Сегодня, может показаться, критики этого комплекса могут облегченно вздохнуть — военная промышленность в смертельной тревоге. Число рабочих, занятых в ней, стремительно падает в странах высокой технологии (хотя в бедных и малых странах это не так). В США заголовки ежедневных газет сообщают об увольнении ученых, инженеров, техников и менее квалифицированных работников оборонных отраслей. Например, «Дженерал Дайнемикс», производитель истребителей и подводных лодок, за двадцать месяцев уволила 17 000 рабочих. В целом в США, где останавливаются многие военные заводы, менее чем за два года после падения Берлинской стены из оборонной отрасли ушло около 300 000 рабочих мест, и много еще последовали за ними потом.

Трепыхаясь и пытаясь выжить, огромные оборонные компании реструктуризуются, сливаются и ищут новых областей приложения. Но военные отрасли, даже если им удастся уклониться от ливня бюджетных пуль, страдают куда более долговременной хилостью. Исчезнут многие фирмы, но в результате шансы на мирную жизнь могут даже ухудшиться. Дело в том, что мир сейчас стоит перед лицом «оцивиливания» войны и оружия.

Одна из величайших шуток истории состоит в том, что люди, так усердно и самозабвенно работавшие ради сокращения военной промышленности, надеясь направить военные издержки на более благие цели, этот процесс подгоняют. А он, как теперь видно, разожжет искры новых и плохо понимаемых пока опасностей.

Под «оцивиливанием» мы понимаем не конверсию или перековку мечей на орала. Скорее наоборот, переход военных работ, которые когда-то выполнялись специфически военными отраслями, в отрасли гражданские.

Колоссальное внимание уделялось немногим случаям конверсии, вроде совместного предприятия «Локхида» и «AT&T» по автоматизации дорожного сбора с помощью смарткарт или попыток Ливерморской национальной лаборатории построить компьютерную модель климатических изменений, используя наработки, полученные при изучении ядерных взрывов. Французский оборонный гигант «Томсон-CSF» кое-какие свои ноу-хау по военной электронике применил для постройки сетей телефонной компании «Франс телеком».

Но пока политики и СМИ разных стран превозносят блага конверсии, идет куда более экстенсивный процесс конверсии гражданских отраслей в мощности военного времени. Вот это и есть оцивиливание, это и есть истинная «конверсия». И делает она обратное тому, что предполагалось изначально: перековывает орала на мечи.

Оцивиливание вскоре даст пугающие военные возможности некоторым из самых малых, бедных и хуже всего управляемых стран мира. Не говоря уже о самых мерзких общественных движениях.