Сэм Харрис - Свобода воли

Это может оказаться правдой, что прямое наказание, а не удерживание и реабилитация, необходимы для предотвращения определенных преступлений. Но наказание людей, вытекающее из чисто прагматических причин, будет абсолютно другим подходом, чем тот, который сейчас принят нами на вооружение. Конечно, если наказание бактерий или вирусов предотвращало бы возникновение всеобщих болезней, мы должны были бы распространить нашу судебную систему и на них.

Большое количество человеческих поведений может быть изменено наказанием и стимулированием, и придание человеку ответственности в данном контексте логично. Это может быть даже неизбежно для того, чтобы прийти к какому-то общему соглашению. Как указывает психолог Дэниэль Вегнер, идея о свободной воле может быть инструментом для понимания человеческого поведения. Сказать, что кто-то имеет свободу промотать свои сбережения всей своей жизни за покерным столом – то же самое, что сказать, что он имел все возможности поступить иначе, и что ничего из того, что он сделал, не было преднамеренным. Он играл в покер не случайно, и не потому, что он оказался в лапах обмана, а потому, что он хотел поступить так, намеревался сделать так и решился вести себя таким образом, момент за моментом. Для многих целей имеет смысл игнорировать глубокие причины желаний и намерений, гены, синаптические потенциалы и т.п., и вместо этого фокусироваться на условных контурах личности. Мы делаем это, когда думаем о наших собственных выборах и поведении, потому что это простейший способ упорядочить наши мысли и действия. Почему я заказал пиво вместо вина? Потому что я предпочел пиво. Почему я предпочел его? Я не знаю, но обычно у меня нет нужды спрашивать себя. Знание, что я люблю пиво больше чем вино – все, что мне надо знать, чтобы действовать в ресторане. Какова бы ни была причина, я предпочитаю один вкус другому. Есть ли в этом свобода? Не совсем. Проявлю ли я каким-то особенным способом мою свободу, если я решу пойти наперекор моим предпочтениям и заказать вино? Нет, потому что корни этого порыва будут также неясны, как само мое предпочтение пива вину.

К лучшему или к худшему, рассеивание иллюзии свободы воли имеет политические последствия, потому что либералы и консерваторы в разной степени порабощены ею. Либералы понимают, что человек может быть удачливым или неудачливым в ситуации, которая располагает к его успеху. Консерваторы, однако, часто делают религиозный фетиш из индивидуализма. Многие абсолютно не думают о том, насколько везучим должен быть человек, чтобы достичь чего-то в жизни, неважно как тяжело он работает. Человек должен быть удачливым для того, чтобы быть способным работать. Человек должен быть удачливым для того, чтобы быть умным, физически здоровым и не стать банкротом в середине жизни по причине болезни супруги.

Посмотрите на биографию любого человека, который обязан своим успехом самому себе, и вы увидите, что его успех был полностью зависим от второстепенных условий, к созданию которых он не имел отношения и от которых он получил преимущество. Нет такого человека на земле, который выбрал свой геном, страну рождения или политические и экономические условия жизни, которые превалировали в важный для него момент. И, тем не менее, если, живя в Америке, подойти и спросить некоторых консерваторов, почему они не родились с косолапостью или не осиротели до пяти лет, они без колебаний припишут себе эти достижения.

Даже если вы боролись для того, чтобы сделать как можно больше, с тем, что природа дала вам, вы должны признать, что ваша способность и наклонности бороться часть вашего наследства. Какую ответственность несет человек за то, что он не ленив? Абсолютно никакой. Лень, как и прилежание, являются неврологическими условиями. Конечно, консерваторы вправе думать, что мы должны поощрять людей работать как можно лучше в рамках их способностей и порицать халявщиков как только мы можем. И это мудро держать людей ответственными за их действия, если такие действия будут влиять на их поведение и приносить пользу обществу. Но это не значит, что мы должны отдаваться иллюзии свободы воли. Мы должны только согласиться, что усилия что-то значат, и что люди могут меняться. Если быть точным, мы не меняемся сами, чтобы произвести изменения в себе, мы сами должны изменить свою внутреннюю биологию, над которой мы не властны, однако, мы непрерывно влияем и испытываем воздействие мира вокруг нас и мира внутри нас. Может показаться парадоксальной попытка держать людей ответственными за то, что происходит в их уголке вселенной, но после того, как мы сняли заклятие свободы воли, мы можем делать это точно в той степени, в какой это необходимо. Там, где люди могут измениться, мы можем требовать от них этого. Там, где изменения невозможны или очень неуступчивы по отношению к усилиям, мы можем пробовать другой подход. При исправлении себя и общества мы работаем напрямую с силами природы, потому что здесь нет ничего, кроме самой природы, с чем бы можно было работать.

Многие не согласятся с тем, что наш опыт свободы воли представляет собой неразрешимую загадку: с одной стороны мы не можем определить ее в научных терминах; с другой мы чувствуем, что мы являемся авторами наших собственных мыслей и действий. Однако я думаю, что эта загадка сама является проявлением нашей ошибки. Ведь наш опыт передает неискаженную реальность, поэтому свобода воли не является просто иллюзией. Скорее, мы ошибаемся относительно нашего опыта. Мы не только не свободны, насколько мы об этом думаем, но мы еще и не чувствуем себя настолько свободными, насколько мы об этом думаем. Чувство нашей свободы возникает из-за того, что мы не уделяем достаточно внимания тому, что значит быть нами, быть самим собой. В тот момент, когда мы внимательны, мы можем увидеть, что свобода воли нигде не находится, и что наш опыт полностью совпадает с этой правдой. Мысли и намерения просто возникают в мозгу. Что еще они могут делать? Правда о нас еще более странная, чем многие думают: иллюзия свободы воли сама является иллюзией.

Проблема не в том, что свобода воли не имеет смысла объективно (т.е., когда наши мысли и действия рассматриваются от третьего лица); она также не имеет смысла субъективно. Это можно заметить через интроспекцию. Я сейчас представлю эксперимент по свободе воли: Я напишу все, что я захочу в оставшейся части этой книги. Все, что я напишу, будет, конечно, чем-то, что я выбрал написать. Никто не заставляет меня делать это. Никто не заставляет меня остановиться на определенной теме или использовать определенные слова. Я могу быть неграмотным, если захочу. И если я захочу поместить кролика в это предложение, я могу свободно сделать это.