Виктор Молчанов - Исследования по феноменологии сознания

В отличие от гуссерлевских описаний, переживания времени и временных объектов через структуру «ретенция-теперь-протенция» описания экстатического времени через первичные временные «экстазы» теряют всякую связь с каким-либо видом предметности. Они суть лишь указания на то, что не есть первичная временность, но не на то, что она есть. При этом остается формальное, хотя и существенное для выявления общих контуров феноменологического метода сходство. У Гуссерля временность является конечной (последней) отсылкой в экспликации потенциально и актуально рефлектирующего сознания, у Хайдеггера – конечной отсылкой в экспликации трансцендирующего и «критического» бытия.

Как следует из введения в «Бытие и время», интерпретация кантовской философии должна была составить один из разделов II части этой работы, которая осталась ненаписанной, и сосредоточиться на понятии времени, приоткрыть сущность которого, согласно Хайдеггеру, удалось лишь Канту. Основная канва книги о Канте [136]– также интерпретация времени, однако в данном случае перед нами не часть «Бытия и времени», но самостоятельное философское произведение, в котором «проблема метафизики» есть лишь иное обозначение проблемы человека [137].

Ключ к хайдеггеровской интерпретации «Критики чистого разума» лежит в заключительных словах книги. «Пробьется ли снова вопрос о бытии сквозь всю эту проблематичность к своей фундаментальной мощи и широте? Или мы уже слишком превратились в шутов организации, производства и быстроты, чтобы мы могли быть друзьями существенного простого и постоянного, лишь только в «дружбе» (φιλία) которых осуществляется поворот к сущему как таковому, из которого произрастает вопрос о понятии бытия (σοφία) – основной вопрос философии?» [138]

Хайдеггер, по существу, спрашивает может ли современный человек избежать фатальности «организованного шутовства» и сохранить свою «метафизическую природу»? Если традиционно человек стремился доказать свою субстанциальность, то теперь, как это ни парадоксально, человек вынужден доказывать свою безосновность, чтобы показать возможность своей принципиальной нетождественности с вещественным и предметным, или, иначе говоря, возможность не быть лишь функциональным отношением в «организованном» обществе и «организованной» культуре.

Постановка проблемы человека должна исходить, согласно Хайдеггеру, не из данного, т. е. из того, что есть и на что способен человек. Такой путь предлагает философская антропология, которая, по словам Хайдеггера, «уже полагает человека как человека». «Не ответ нужно искать на вопрос, что такое человек, – пишет Хайдеггер, – но прежде всего спросить, каким же образом в основополагании метафизики вообще только о человеке может и должно быть спрошено».

Отказ от антропологии не означает, что проблема человека ставится у Хайдеггера на основе заранее определенных метафизических предпосылок. Напротив, согласно Хайдеггеру, «основополагание метафизики основывается в метафизике Dasein. Не удивительно ли, – продолжает Хайдеггер, – что основополагание метафизики само должно быть по меньшей мере метафизикой, и притом особого рода» [139]. Метафизика Dasein есть в свою очередь фундаментальная онтология, которая раскрывает в человеке то, что «изначальнее, чем он сам», – конечность Dasein и бытие-в-мире Хайдеггер ставит перед собой задачу «истолковать кантовскую “Критику чистого разума” как основополагание метафизики, чтобы таким образом проблему метафизики показать как проблему фундаментальной онтологии» [140]. Почему же Хайдеггер обращается именно к Канту? Каковы границы сходства идей Канта и Хайдеггера?

Согласно Хайдеггеру Кант заложил основу онтологии нового типа, хотя и не осознавал глубинных тенденций своей философии. Первая тенденция скрыта в учении о чистой апперцепции, которая определяет категории, но не определяется ими, т. е. выступает как безусловное условие возможности познания. Вторая – в учении о нравственном законе, который «имеет силу не только для людей, но и для в сек разумных существ вообще… » [141]. Онтологический смысл моральности Хайдеггер видит в том, что, по Канту, человек никогда не должен рассматриваться как средство, но всегда как цель. Человек как цель в себе самом есть «субъект морального закона, который свят в силу автономии своей свободы» [142]. Таким образом, основой второй онтологической тенденции в кантовской философии является идея автономности свободы и «внушающая уважение идея личности».

Для того чтобы эти тенденции полностью осуществились в качестве единого онтологического основания, Хайдеггер предпринимает поиск их общих истоков. В книге о Канте Хайдеггер рассматривает трансцендентальную силу воображения не только как корень чувственности и рассудка, но и как источник действования морального Я. Он подчеркивает, что моральное чувство, которое лежит в основе уважения к моральному закону, не есть эмпирическая «способность души», но трансцендентальная основа-структура морального Я (Selbst): «В этом себя-себе-самому-покорении я возвышаю себя к себе самому как себя самое определяющей свободной сущности. Это своеобразное подчиняющее самовозвышение себя самого к себе самому открывает Я в его „достоинстве“. Говоря негативно: в уважении к закону, который я как свободная сущность даю самому себе, я не могу презирать себя самого. Уважение есть поэтому способ самобытия Я, на основе которого оно «не отвергает героя в своей душе» [143]. Согласно Хайдеггеру «сущностная структура уважения позволяет проявиться в себе изначальной структуре трансцендентальной силы воображения» [144]и тем самым позволяет схватить. Я непредметно, т. е. в хайдеггеровском смысле онтологично.

Интерпретация второй онтологической тенденции кантовской философии представлена у Хайдеггера лишь в виде краткого очерка, и это не случайно. Кантовское учение о морали заведомо не может быть гносеологией, и нет необходимости доказывать онтологичность и бытийность проблем личности и морали, ибо в структуре уважения к моральному закону не возникает противопоставления субъекта и объекта. Другое дело – кантовское учение о чувственности и рассудке, которое безоговорочно считалось учением о познании. Интерпретация Хайдеггера непосредственно сосредоточена не столько на том, чтобы выявить онтологическую основу кантовской гносеологии, сколько на том, чтобы само кантовское учение о познании представить как онтологию.

Возможность онтологической интерпретации «Критики чистого разума» Хайдеггер видит прежде всего в том, что время у Канта является центральной структурой трансцендентального познания. Лейтмотив интерпретации – раскрыть продуктивное воображение и первичную временность, лежащую в его основе, как корень «двух стволов человеческого познания», как внутренний центр познавательных сил, единство которых создает горизонт предметности. Тем самым основная идея хайдеггеровской онтологии – раскрыть бытие из горизонта времени – должна получить свое подтверждение в «Критике чистого разума».