Вернер Зомбарт - Избранные работы

Катедер-социалистическое мнение, как само собой вытекающий вывод из любезного учения о «sozialem Königtum» – Шмоллер : «Социальный вопрос и прусское государство»: «Как раньше в двухсотлетней борьбе королевской власти удалось спасти (!) третье сословие – бюргерство и крестьянство – и примирить их с господствовавшими прежде классами, так в XIX в. она должна примирить спор четвертого сословия с остальными классами, снова гармонически сочетать четвертое сословие с государственно-общественным организмом».

Итак, я, в противоположность этому, полагаю, что всякая сознательно целесообразная социальная политика необходимо должна быть классовой политикой, и притом в двояком смысле.

Социальная политика должна быть классовой прежде всего потому, что она распространяется на определенный социальный класс, а не на произвольно созданные категории лиц вроде всех «маленьких людей» и тому подобных нелепых групп. Это следует из моего определения понятия социальной политики. Но она имеет классовый характер и в том смысле, что может преследовать не «общие интересы», а всегда лишь интересы отдельных классов. В доказательство этой мысли приведу следующее: общие интересы общежития, в данном случае государства, существуют лишь по отношению к другим общежитиям, следовательно, только вне, а не внутри его. Существование, достоинство и могущество государства может быть представляемо равномерно для всех граждан во внешней национальной политике (хотя этого может и не быть: национальная политика очень легко может совпадать с классовой политикой). Внутренняя жизнь государства, наоборот, характеризуется разнородностью интересов, которая на известном пункте неизбежно приходит к противоположности интересов, для которых не существует примирения.

Противоположность интересов основывается на несовместимости между собой различных систем хозяйства, например, ремесленного производства для местного рынка и развитой капиталистической промышленности. «Примирение» или «соглашение» интересов, связанных с каждой из этих хозяйственных систем, очевидно, было бы мыслимо лишь в такой форме, что между ними было бы восстановлено подвижное равновесие, например, через отграничение каждой из них надолго определенной сферы деятельности. Но такого рода конструкция была бы фантастична, т. е. лишена реального основания. Она не считается с фактом, что экономическая жизнь находится в процессе непрерывных переворотов, что, в особенности в наше время, капитализм имеет тенденцию к распространению и неограниченному господству. А переворот всегда может совершаться лишь так, что новое положение развивается за счет отживающего: «… где одно занимает место, там другое должно отодвинуться».

Раз только в сохранении данного положения заинтересована известная группа лиц, что всегда имеет место, то переворот совершается к их невыгоде. Очень может быть, что определенное экономическое развитие, например, в направлении капитализма, необходимо и желательно для сохранения внешнего могущества данного общежития или для существования теперешнего и будущих поколений живущих в нем людей, что поэтому, например, промышленная политика должна быть направлена к развитию капитализма. Но что этим будут преследоваться «общие интересы» – по меньшей мере неясное выражение. Ведь при этом необходимо будут нарушены интересы вытесненных капитализмом ремесленников, которые, несомненно, желают, чтобы их интересы тоже были включены в «общие интересы», так же, как этого желает извозчик, если железная дорога ставит под угрозу его дальнейшее экономическое существование, или мелкий лавочник, «задавленный» большим магазином.

И в то же время очевидно, что, преследуя одновременно сохранение и содействие развитию двух взаимно исключающихся систем хозяйства, – социальная политика становится бесцельной и лишенной плана. Она может замедлить темп развития, сопровождаясь гуманной индивидуальной политикой в интересах элементов, клонящихся к упадку. Но социальная политика должна всегда определенно иметь в виду направление, в котором переустраивается экономическая жизнь, а это может быть лишь направлением победного шествия определенной системы хозяйства, значит, отдельного социального класса.

В основе нашего взгляда лежит мысль о вечном течении экономической жизни; поэтому, особенно в отношении к современности, он находится в соответствии с действительностью. Основой другого взгляда служит идея о неподвижном состоянии гармонического деления общества, но он противоречит истории. Мы думаем, что определенные системы хозяйства сменяют одна другую и прекращают взаимную борьбу не раньше, как после победы одной из них; они же — сравните, например, выше цитированное мнение Шмоллера— представляют социальное развитие так, как будто возникают все новые классы, которые наподобие новых членов семьи присоединяются к существующим и должны быть упорядочены в отношениях с ними, как бы выполняя различные функции общественного организма и потому, при умелом руководстве правителя государства, могущие в полной гармонии существовать совместно. Так были включены «крестьянство и третье сословие», теперь пришла очередь пролетариата; семья получила прирост, но ее старшие члены уже сумеют устроиться и прийти к соглашению с младшими. Мы же, наоборот, видим в заново вырастающих классах лишь новых борцов. Меняются фронты борющихся сил, но остается борьба с лозунгом «Победа или смерть!» между крупным землевладельцем и крестьянином (иногда, правда, могут наступать периоды, в которых воюющие стороны складывают оружие и как бы заключают перемирие), между купцом и ремесленником, буржуа и юнкером, между капиталистом и пролетарием. И социал-политик должен стать в этой борьбе на ту или другую сторону, если он не хочет снизойти до роли «беспартийного», т. е. ограничиться чисто формальной политикой… Правительство, которое захотело бы «стоять выше партий», – предполагая это возможным, – необходимо сделалось бы или правительством зигзагообразного курса, которое толкало бы экономическую жизнь то в одном, то в другом направлении, преследуя сегодня юнкерскую, завтра мелкобуржуазную, а послезавтра капиталистическо-пролетарскую политику, или оно имело бы лишь декоративное значение, т. е. не преследовало бы никакой самостоятельной политики, – оно носило бы на себе все признаки дряхлости. История учит нас, что все сильные юношески, бодрые правительства преследовали резко выраженную классовую политику, а именно, энергически представляли интересы экономически прогрессивного для каждого данного времени класса.