Дмитрий Фурман - Избранное

А. Ан-Наим, стремясь показать невозможность достижения современных демократических норм в рамках исторического шариата, все время фиксирует противоречия между ними. И он, несомненно, прав. Но если сравнивать не шариат и современные правовые принципы, а шариат, вернее, основанные на нем мусульманские средневековые общества, и средневековые христианские общества, то мы, очевидно, должны будем признать, что мусульманские общества были ближе к современным нормам.

Религиозные преследования здесь, естественно, были, но в гораздо меньших масштабах. Ничего похожего на преследования и изгнание мусульман и евреев из Испании в мусульманском мире не было, и те же изгнанные из Испании евреи переселялись в терпимые страны ислама. В исламе спокойно уживались рядом друг с другом разные мазхабы, различные суфийские ордена, учение которых иногда выходило за все исламские рамки. Считалось, что верховная власть зависит от согласия общины и что править нужно прибегая к советам лучших людей общины. Шариат в какой-то мере ограничивал власть правителей, делал их подконтрольными объективно существующему, не ими определенному закону, и, например, ситуация, когда простой человек подает в суд на правителя и выигрывает дело, в Европе ставшая возможной лишь в Новое время, в мусульманском мире была, разумеется, крайне редкой, но все же возможной и в «глубоком» Средневековье. Мусульманский мир никогда не знал таких ригидных сословных перегородок, какие сложились в средневековой Европе (такие перегородки противоречили бы шариату, ибо их не было в государстве пророка), и никогда не знал такого приниженного положения низших классов. Это был значительно более эгалитарный мир, и ситуация простого человека, ставшего правителем, невозможная в европейском Средневековье, в мусульманском мире была относительно рядовой. Даже определенные шариатом права женщин в странах ислама были во многом выше, чем их права в христианских странах.

И уровень культуры мусульманского мира до Нового времени был выше европейского. В Средние века не Европа несла просвещение и интеллектуальную свободу в исламский мир, а, напротив, знания шли в Европу с мусульманского Востока, и отношение европейцев (крестоносцев и христиан в Испании и Португалии) к мусульманам в какой-то мере походило на теперешнее отношение многих мусульман к Европе и США. Это была, естественно, ненависть к чужакам и иноверцам, но ненависть, сильно окрашенная завистью и тайным признанием их превосходства.

Это соотношение, однако, радикально меняется с эпохи Ренессанса и Реформации. Европа становится все более свободной. В ней появляется новая терпимость, которая быстро догоняет и перегоняет уровень терпимости в мусульманском мире. В ней складывается новая система ограничения власти государства и прав человека. В ней возникает и быстро развивается новая наука и техника. Складываются рыночные отношения и происходит колоссальный рост богатства. Между тем в мусульманском мире, кажется, исчезает «творческий импульс». Он уже не столько самостоятельно создает новые культурные ценности, сколько пытается как-то справиться с культурным вызовом Запада, заимствуя западные ценности или отвергая их. В чем же причина этого радикального изменения «соотношения сил», не преодоленного и до сих пор?

Самым общим основанием для «рывка» христианского мира и отставания мусульманского, очевидно, является то, что, не определяя догматически и не сакрализуя громадную сферу общественной и государственной жизни, христианство оставило ее свободной, т. е. способной к развитию. Церкви важно лишь одно: чтобы все признавали ее абсолютную власть в вопросах веры, вопросах, в христианстве не имеющих прямого отношения к сфере повседневной социальной и государственной жизни, и чтобы были соблюдены ее особые интересы. Поэтому вся сложнейшая социально-политическая эволюция в Европе, последовательная смена здесь государственных и общественных форм – переход от Поздней Римской империи к варварским королевствам, затем становление сложного иерархического феодального общества, рост городов, становление абсолютных монархий – в какой-то степени «проходит мимо нее». Ведь с точки зрения учения церкви безразлично, действуют ли варварские правды, или вводится римское право, – так или иначе распределена власть в государстве, монархия ли это государство или республика. Она вмешивается в социально-политические процессы, лишь если возникает ересь или угроза ереси или если затрагиваются ее материальные интересы как особой, стоящей вне государства организации.

Напротив, в мусульманском мире любые социальные формы и любые изменения должны оцениваться с точки зрения одной вечной модели – модели мединского государства (или протогосударства) пророка, зафиксированной в шариате. Здесь нет колоссальной «светской» сферы жизни, безразличной с точки зрения религии и поэтому способной к эволюции. Ведь эволюция – это обязательно нововведения, «бида», отступления от вечной модели и нарушение согласия в обществе (иджма).

Кроме того, наличие в христианстве отделенной от государства организации, обладающей правом определять истину, как это ни парадоксально, также способствует развитию, причем даже развитию в собственно сакральной сфере. Особенно это проявляется в максимально централизованной и жесткой организации западной католической церкви. Дело в том, что если церковь, папы всегда могут вмешаться в любой вопрос веры и однозначно, раз и навсегда, разрешить его, они могут не так уж бояться самостоятельной интеллектуальной работы в религиозной сфере и неизбежного при этом разномыслия. Еретик осуждается на смерть, и подразумевается, что в загробном мире его ждут вечные муки. Но кто такой еретик? Тот, кто просто придерживается неверной точки зрения, – это не еретик, а просто заблуждающийся. Еретик – это только тот, кто доводит это свое заблуждение до отрицания права церкви на определение истины, кто упорствует, хотя церковь указала ему на заблуждения. Поэтому даже в сакральной сфере западная церковь не так уж боится нововведений, если они не противоречат уже сформулированному учению и если они в конечном счете обязательно будут вынесены на суд церкви и либо санкционированы ей (признаны соответствующими вневременной истине) либо отвергнуты. И по мере эволюции общества и роста знаний в какой-то мере эволюционирует и учение церкви: создаются университеты, где развивается схоластическая философия, изучаются античные мыслители, изучаются древние языки и происходит новое обращение к изучению Священного писания – уже в подлиннике, а не в латинском переводе.