Зигмунд Фрейд - Болезнь культуры (сборник)

И наконец, еще один психологический аргумент. Традиция, существующая исключительно в форме устных преданий и основанная на сообщении каких-то сведений, не обладает принудительным характером религиозного феномена. Предания слушают, обсуждают, оценивают и, в конце концов, отвергают, как и прочие поступившие извне сообщения. Содержание предания никогда не освобождается от пут логического мышления. Содержание должно быть сначала вытеснено в подсознание и побыть там какое-то время, чтобы по возвращении оказать воздействие, приводящее в движение массы людей, каковое мы с удивлением наблюдаем, не понимая его причины. Приведенные рассуждения, на мой взгляд, достаточно весомы для того, чтобы заставить нас поверить в то, что все происходило именно так или почти так.

Данная часть этого исследования не может быть представлена читателям без предварительных разъяснений и извинений. Она представляет собой не что иное, как подробное, а подчас и буквальное повторение первой части, сокращенное за счет критики и расширенное за счет дополнений, имеющих отношение к проблеме возникновения столь своеобразного характера еврейского народа. Я сознаю, что такой способ представления материала является столь же нецелесообразным, сколь и малохудожественным. Я сам откровенно сожалею об этом.

Почему же я все-таки берусь за это? Мне нетрудно дать ответ на этот вопрос, но нелегко сделать это публично. Я оказался не в состоянии спрятать следы необычной истории появления этой работы.

На самом деле она была написана дважды. Первый раз – несколько лет назад в Вене, где я не верил в возможность ее публикации. Я решил тогда оставить ее в столе, но она преследовала меня подобно привидению, и я нашел способ избавиться от нее, напечатав две первые части в нашем журнале «Имаго». Эти части – психоаналитическое вступление к работе («Египтянин Моисей») и примыкающая к нему историческая реконструкция («Если Моисей был египтянином…»). Остальной материал, содержавший самые спорные и опасные тезисы, касающиеся возникновения монотеизма и становления религии как таковой, я оставил в столе, как мне тогда думалось, навсегда. В марте 1938 года состоялось неожиданное немецкое вторжение, заставившее меня покинуть родной дом, но освободившее от опасений, что публикация приведет к запрету психоанализа в Австрии, где его разве что терпели. Едва оказавшись в Англии, я испытал непреодолимое искушение представить миру неопубликованную рукопись. Я начал перерабатывать третью часть, чтобы сделать ее логическим завершением двух предыдущих частей. Для этого, естественно, пришлось несколько изменить порядок расположения материала. Мне не удалось, однако, переработать весь материал целиком; с другой стороны, я не мог решиться на полный отказ от повторной публикации первой части, и выход из положения был найден в том, чтобы предпослать заключительной части первую без каких бы то ни было изменений. Я пошел на это, хотя и сознавал, что мне не удастся избежать досадных повторений.

Я могу утешить себя тем, что проблемы, о которых я пишу, во всяком случае, являются настолько новыми и важными, что – заблуждаюсь я или нет – не будет большой беды, если публика дважды прочтет одно и то же. Есть вещи, о которых надо говорить не один раз и о которых никогда нельзя сказать, что их повторяют слишком часто. Предоставляю читателю самому решать, стоит ли ему читать что-то повторно. В принципе не принято писать дважды об одном и том же в одной книге. Это мое неумение, за которое я достоин порицания. Творческие силы автора, к несчастью, не всегда в его власти. Работа завершена, и ее жизнь уже не зависит от автора, которому и самому она кажется порой чужой.

Если мы ясно отдаем себе отчет, что применяемый нами метод основан на произвольном отборе материала преданий, – когда мы используем то, что кажется нам пригодным, и отбрасываем то, что не можем применить с пользой, а из оставшихся кусков складываем психологически вероятную картину событий, – то становится ясно, что такой способ не гарантирует отыскания истины. Тогда возникает вопрос: зачем вообще нужна такая работа? Все дело в привлекательности результата. Если мы смягчим требования к точности историко-психологического исследования, то, возможно, сумеем прояснить проблему, всегда заслуживавшую внимания, а в свете последних событий вновь привлекшую к себе пристальное внимание наблюдателей. Известно, что из всех средиземноморских народов времен античности еврейский народ является чуть ли не единственным, сохранившим до наших дней свое имя и сущность. Беспримерной способностью противостоять любым несчастьям и преследованиям благодаря выработанному веками особому характеру он возбудил неприязнь остальных народов. Следовательно, понятно желание лучше уяснить, откуда взялась эта жизненная стойкость евреев и каким образом их характер связан с их судьбой.

Можно взять за основу одну черту еврейского характера, которая определяет отношения евреев с другими народами. Нет никакого сомнения в том, что они придерживаются очень высокого мнения о себе, считают себя лучше и выше других людей, от которых они, помимо всего прочего, отличаются множеством обычаев [66]. Помимо этого, евреям свойственны жизнелюбие, непоколебимая вера в обладание некой высшей ценностью и неслыханный оптимизм. Набожные люди связывают это с их близостью к богу.

Нам понятны причины такого поведения, и мы знаем, что составляет тайное сокровище евреев. Они действительно считают себя богоизбранным народом и уверены, что близки, как никто, к Господу, и именно это делает их самоуверенными и высокомерными. Согласно дошедшим до нас сведениям, еврейский характер сложился уже в эллинистическую эпоху. Греки, среди которых или рядом с которыми жили евреи, уже тогда относились к ним так же, как относятся сегодня к евреям народы, в чьих странах они живут. Можно считать, что они относились к евреям так, словно и сами верили в те преимущества, на которые претендовал народ Израиля. Если какой-то человек является любимцем и баловнем грозного отца, то ни у кого не вызывает удивления ревность, которую испытывают по отношению к нему братья и сестры. Как далеко может завести такая ревность, рассказано в еврейской легенде об Иосифе и его братьях. Дальнейший ход истории, казалось, был призван оправдать самомнение евреев, ибо когда Господу стало угодно послать в мир Мессию и Спасителя, то он снова нашел его в избранном им еврейском народе. У других народов возник повод сказать: да, наверное, они правы, они и в самом деле избранный богом народ. Но вместо этого их искупление жертвой Иисуса Христа привело лишь к усилению ненависти к евреям, тогда как сами евреи не извлекли из этого повторного шанса никакой пользы для себя, ибо не признали Спасителя.