Зигмунд Фрейд - Болезнь культуры (сборник)

Настало время подумать о сущности нашей культуры, ценность которой для счастья поставлена нами под вопрос. Мы не будем создавать формулы, в немногих словах описывающие эту сущность, тем более что мы еще находились в процессе нашего исследования. Достаточно лишь еще раз повторить [105], что словом «культура» мы обозначаем всю сумму жизнедеятельности по правилам, которая отличает нас от наших животных предков. Культура служит двум главным целям: защищает людей от природы и регулирует отношения между людьми. Для того чтобы лучше понять предмет, будем выискивать признаки культуры в деталях, каковыми она проявляется в человеческих сообществах. Давайте при этом оставим сомнения по поводу словоупотребления и, что называется, доверимся чувству языка – внутреннему чувству, не допускающему противоречий между мыслями и выражающими их абстрактными словами.

Исходный пункт рассуждения прост: культурной мы называем любую деятельность и любую ценность, которая приносит пользу людям, то есть заставляет землю служить человеку, защищая его от буйных капризов природы и тому подобного. По поводу этой стороны культуры у нас возникает меньше всего сомнений. Уже в достаточно давние времена первыми шагами культурной деятельности стало изготовление орудий труда, укрощение огня и строительство жилищ. Из всех достижений самым значимым и беспримерным представляется овладение прирученным огнем [106]; благодаря остальным человек проложил себе путь, по которому следует и доныне, и нам нетрудно обнаружить побуждающий мотив такого упорного движения. С помощью изобретенных им инструментов и орудий человек усиливает и восполняет функции своих органов – как двигательных, так и чувствительных – или убирает препятствия на пути их непосредственного использования. Механизмы предоставляют в распоряжение человека исполинскую силу, которую он, подобно собственным мышцам, может использовать по своему усмотрению. Пароход и самолет сделали доступными для него океанские и воздушные пространства. С помощью очков он исправляет недостатки природных линз в своих глазах. Телескопы позволили далеко раздвинуть границы известной нам Вселенной, микроскоп сделал видимым то, что было прежде недоступно невооруженному глазу. Изобретя фотографическую камеру, человек создал инструмент, навсегда сохраняющий мимолетные зрительные восприятия, в то время как граммофонная пластинка навсегда сохраняет столь же текучие звуковые впечатления. В основе этих двух изобретений лежит материализация возможностей припоминания, сохранения памяти. С помощью телефона человек слышит на таком расстоянии, которое посчитали бы фантастическим даже в волшебных сказках. Печатные книги – это голоса давно ушедших от нас людей. Жилище напоминает утробу матери, по которой мы все подсознательно тоскуем как о месте, где мы ощущали себя в уюте и безопасности.

Это выглядит как сказка, и это исполнение всех – ну или большинства – сказочных желаний, все то, что человек смог с помощью науки и техники создать на Земле, где он сначала появился как самый слабый из млекопитающих и где до сих пор он появляется на свет как беспомощный, недоношенный сосунок. Каждое из этих приобретений человек считает своим культурным достижением. Издавна он создал себе идеальное представление о всемогуществе и всеведении, каковые он воплотил в своих богах. Именно богам приписывали все способности и достоинства, недостижимые для человека или запретные для него. Можно даже сказать, что боги и были культурным идеалом человечества. Теперь человек вплотную приблизился к своим идеалам, он и сам стал почти богом. Разумеется, он сделал это так, как люди представляют себе достижение идеала: не полностью, в некоторых случаях неудачно, в других – наполовину. Человек – это в каком-то смысле эрзац, протез бога; он велик, когда применяет все свои вспомогательные органы, но они не стали его членами и зачастую не могут выполнить за него всю работу. Впрочем, человек имеет право утешать себя тем, что поступь прогресса не остановится в 1930 году от Рождества Христова. Будущее принесет с собой новый, вероятно, невообразимый для нас рывок в этом направлении, и мы в еще большей степени уподобимся богам. Памятуя о предмете нашего исследования, не станем все же забывать о том, что и на нынешней ступени своего богоподобия человек отнюдь не чувствует себя счастливым.

Мы считаем культурно развитой такую страну, где все ухожено, где обо всем целенаправленно заботятся, где люди используют землю и защищаются от природы, иначе говоря: мы считаем культурной страну, где земля приносит людям пользу. В такой стране реки, угрожающие паводками и наводнениями, укрощаются, воды их отводятся в каналы. Почва в такой стране возделана и ухожена, на ней произрастают растения, которые лучше всего чувствуют себя в данном климате и в данной почве. Из земных недр прилежно добывают полезные ископаемые, из которых затем производят нужные инструменты и машины. Развит скоростной и надежный транспорт. Истреблены опасные дикие животные, но процветает животноводство, так как люди разводят нужных себе домашних животных. Мы предъявляем к культуре также иные требования и – что примечательно – рассчитываем, что в такой стране выполняются и они. Словно желая отказаться от только что высказанных требований к культуре, мы приветствуем и такие ее проявления, когда заботливость человека распространяется не только на необходимые ему вещи, но и на вещи, казалось бы, совершенно бесполезные – например, когда много места в городских садах отводится под клумбы и газоны. То же самое можно сказать о горшках с цветами, украшающих подоконники городских квартир и сельских домов. Мы оказываемся вынуждены признать, что та бесполезная вещь, которую мы так высоко ценим в культуре, называется красотой. Мы хотим, чтобы культурный человек почитал красоту там, где она встречается ему в природе, мы ждем, что он будет создавать красоту и собственными руками – в меру сил и способностей. Но этим коротким списком не исчерпываются наши требования к культуре. В культуре мы стремимся к чистоте и порядку. Мы очень невысоко ценим культуру какого-нибудь провинциального английского города во времена Шекспира, когда читаем, что перед воротами дома его отца в Стратфорде высилась большая навозная куча. Мы раздражаемся и ругаем такое «варварство», по нашим понятиям не совместимое с культурой. Мы недовольны, когда на дорожках Венского леса видим брошенные кем-то бумажные обертки и пакеты. Нечистота и неряшливость любого рода кажутся нам несовместимыми с культурой. Мы распространяем это требование чистоты и на человеческое тело. Мы с удивлением узнаем, что от «короля-солнце» не очень приятно пахло; мы недоуменно качаем головой, когда на острове Эльба нам показывают крошечный тазик, с помощью которого Наполеон совершал свой утренний туалет. И мы ничуть не удивляемся, когда кто-то заявляет, что употребление мыла является мерилом уровня культуры. Подобным же образом обстоит дело с порядком, который, как и чистота, является творением рук человеческих. С той только разницей, что мы не вправе требовать чистоты от природы, тогда как порядок, напротив, был подсмотрен нами именно в ней. Наблюдение величественной упорядоченности движения звезд и планет не только показало человеку образец, но и стало отправным пунктом внедрения порядка в жизнь. Порядок – это своего рода принуждение к повторению, в соответствии с раз и навсегда заданным правилом, предписывающим, когда, где и как надо что-то делать, что позволяет нам в каждом конкретном случае избегать долгих раздумий и проволочек. Благотворное влияние порядка неоспоримо, ибо он позволяет человеку наилучшим образом использовать пространство и время без лишних затрат психической энергии. Можно было бы с полным правом ожидать, что порядок изначально должен был без всякого к нему принуждения занять подобающее место в человеческой жизнедеятельности, и мы имеем веские причины недоумевать, отчего это не так, отчего человек в работе склонен скорее к небрежности, безалаберности и ненадежности и его лишь с большим трудом можно воспитать в духе следования великому небесному образцу.