Михаил Иржавцев - Данэя

Они долго обсуждали, куда полететь. Просматривали записи съемок роботов-разведчиков. Большинство мест поражали однообразием. Особенно равнины, хорошо знакомые: пока все леса закладывались на них. И в первую очередь решили посетить одну из горных областей в низких широтах: там целая цепь озер среди скал какой-то странной формы.

Назавтра, потратив не более получаса на ознакомление со сводками хода работ, они катером добрались туда. Прежде чем вылезти из катера, Дан снова подробно перечислил Эе, с видом паиньки терпеливо слушавшей его, все необходимые правила предосторожности. Он предусмотрел максимум мер: передвигаться они будут в закрытом вездеходе, связанным тросами с аэрокаром, летящим над ними, который в любой момент может поднять вездеход и подтянуть к себе.

…Здесь стояла ночь. К счастью, в облаках были разрывы, через которые светила одна из лун. Создаваемая ею на поверхности озера дорожка мерцала крупной рябью и уходила куда-то далеко-далеко среди цепи остроконечных скал. Мир был удивительно синий: и вода, и бесчисленные скалы, и даже «луна».

Вездеход медленно плыл; казалось, озеру нет конца. Они то двигались по узким протокам, то снова попадали на широкий плес.

Облака начали смыкаться. Когда совсем стемнело, Дан остановил вездеход и включил все прожекторы.

— Дождемся рассвета. — Он достал еду.

— Я совсем еще не хочу!

— Ему надо.

— Ох! — Но покорно выпила козье молоко. Потом он заставил ее лечь отдыхать и сел рядом.

— Похоже на земное — и в то же время совсем иначе. Да? — спросила она негромко.

— Ты о цвете? Да: удивительная синева!

— Это из-за концентрации углекислоты?

— Непонятно. Может быть.

— Или что-то еще.

— Да.

— А на Земле такое бывает?

— Даже не слышал никогда.

— Я тоже.

Они замолчали, так как вдруг остро почувствовали, как хочется быть им сейчас на Земле — родной, привычной. Больше двух лет уже, как они покинули ее.

Но облака вновь разошлись, свет «луны» разорвал темноту, залил все вокруг опять дивной синевой и мерцанием бликов. И тоска исчезла, они сразу успокоились.

Но длилось это недолго; облака снова сомкнулись, уже до самого рассвета, который они встретили в непроглядном тумане.

«Долго ли он будет стоять?» с досадой думал Дан. «Не пришлось бы улететь, больше ничего не увидев».

Эя дремала. Он сел у локатора, начал обшаривать берега, чтобы хоть чем-то занять себя. Скалы, скалы, скалы.

И вдруг он увидел лес. Нет, не может быть! Нет: лес! Правда, странный какой-то.

Он стал крутить регулятор, резкость увеличилась. Нет, конечно, это не лес. Скалы. Только вытянутые вверх, острые. Как зубья. Сказочного дракона. И дальние ряды их, действительно, напоминают огромные старые ели.

Дан не стал будить Эю. На самой малой скорости повел вездеход в ту сторону.

«Солнце», видимо, взошло: пробившись сквозь облака, с помощью ветра расправилось с туманом. Становилось все ясней, и за поворотом, у высокой скалы вся картина разом предстала перед ним.

— Эя, вставай! Смотри!

Она вскинула голову; сжала веки, прогоняя сон, зевнула. Потом открыла глаза, и сон сразу исчез: она застыла, пораженная, уперевшись ладонями в прозрачную переднюю стенку колпака вездехода.

Низко стояли плотные темные облака, застилая небо над головой, и лишь вдали было чисто. Оттуда били яркие, отчетливо видимые лучи «солнца». Виднелась только часть его, и оно казалось огромным.

Торчали скалы невиданной формы. Целый лес скал. Впереди, сбоку, вблизи, вдали. Через них текла вода, образу каскады, то невысокие и очень широкие, то узкие — значительно выше.

Скалы очень разные. Дальние в основном темные; несколько скал впереди их, освещенные «солнцем», ярко сверкают. Одни скалы — как чудовищные зубья; другие — перевернутые гигантские сосульки; третьи торчат прямо из воды ровными рядами, как трубы старинных органов. Четвертые…

— Ели, Дан! Заколдованный лес! — Он молча улыбнулся ей в ответ.

Пятые — как таинственные башни неведомых цивилизаций.

Но самым поразительным снова были краски. Глубоко синие тени, нежные светлоголубые блики, серо-бирюзовые облака; бесконечные переходы лилового, сиреневого. Чистая холодная гамма, никогда дотоле не виданная.

Они не могли оторваться. Когда «солнце» скрылось за облаками, решили дожидаться его на плоской вершине высокой скалы, с которой должен быть лучший обзор всей панорамы, чем с качающегося на воде вездехода.

Они надели скафандры. Дан тоже был в панцыре: Эя с благодарностью отметила это про себя. По выдвижному трапу перешли на скалу.

Ждать пришлось довольно долго. Но они не спешили. Почти не разговаривали; каждый сидел, погруженный в собственные мысли, слушая через звукоприемники шум водопадов.

Не хотелось никуда уходить. Эя чувствовала, что планета перестает быть чужой: она увидела, узнала ее красоту. Будет любить в ней не только будущую Землю-2. Теперь это — их планета. Она прикасалась к камням, действительно сине-голубым, каких она никогда не видела на Земле.

«Солнце» опять прорвалось, зажгло волшебную гамму красок. Они смотрели, жадно впитывая видение в себя — почти не дыша, боясь потерять хоть секунду.

И «солнце», действительно, вскоре скрылось. Облака становились все темней. Ждать дальше было бесполезно. Даже опасно: могла, как обычно, начаться гроза.

С сожалением они покинули скалу. Аэрокар подтянул вездеход к себе и быстро унес к катеру.

Возвращались из края Лазоревых скал полные чувств, омытые впечатлениями, понявшие что-то очень важное для себя. И когда на следующий день Эя, наконец, согласилась пойти с Даном в дальние залы Первой пещеры, где сталактиты, сталагмиты, колонны, где цветы и ветки из белых сверкающих кристаллов гипса, она уже не сомневалась в правоте Лала, не желавшего тронуть то прекрасное, что он здесь увидел — пытавшегося избежать такой жертвы. Даже ради оксигенизатора.

Они сидели у компьютеров, занимаясь каждый своей работой. Эя позвала:

— Дан!

— Сейчас! Подожди.

— Не могу. Скорей!

Он испуганно вскочил:

— Что с тобой?

— Фу, я тебя напугала. Нет, не бойся — ничего. Дай-ка руку! — она взяла ее положила себе на живот.

Дан очень осторожно касался его: ему давно хотелось этого, но ужасно боялся, не причинит ли это вред, и никогда не осмеливался. И вдруг что-то мягко толкнуло в руку, и через короткое время еще раз.

Он продолжал держать руку на ее животе, смотрел на нее — чувствовал, что никогда в жизни не испытывал такой нежности, как сейчас к ней. И не зная, что делать, что сказать, неожиданно ушел.

Через неплотно прикрытую дверь до нее донеслись вымученные скрипучие звуки. Она улыбнулась: он теперь всегда в минуты очень сильного волнения берется за скрипку.