Мартин Бубер - Хасидские истории. Поздние учителя

Затем, не спрашивая дороги, будто в своем родном местечке, Моше-Лейб отправился прямо к помещичьему дому, попросил, чтобы его провели к помещику, и обратился к тому с просьбой освободить корчмаря. И предложил за него выкуп – имевшийся у него золотой. Помещик смерил взглядом наглеца, осмелившегося предложить один золотой в уплату долга в триста золотых, и велел выкинуть его вон. Но, очутившись на улице, Моше-Лейб еще сильнее проникся страданиями корчмаря, сидящего за решеткой; он забарабанил в дверь помещичьего дома с криком: «Но ты просто обязан освободить его! Бери мой золотой и отпусти его на свободу!»

А ведь в те дни каждый польский помещик был царем в своем имении и имел право казнить либо миловать. И помещик велел слугам схватить Моше-Лейба и бросить его псам. Моше-Лейб увидел свою смерть в глазах накинувшихся на него собак и немедля натянул халат, чтобы умереть в праздничном одеянии. Однако при виде белого халата собаки отпрянули и в ужасе завыли. Помещик поспешил на псарню и увидел, как Моше-Лейб стоит у входа, прислонившись к стене, а собаки держатся от него на расстоянии, дрожа и подвывая. Помещик велел Моше-Лейбу убираться подобру-поздорову, но тот отвечал: «Не прежде, чем ты возьмешь мой золотой в уплату долга и отпустишь корчмаря». Тогда помещик взял деньги, сам отправился к дому, в подвале которого был заключен еврей-корчмарь, отпер дверь подвала и отпустил его с миром. А Моше-Лейб продолжил свой путь.

Эту историю очень любил рассказывать рабби из Чорткова, и всякий раз, подойдя к концу, он восклицал: «Ах, где бы нам найти такой халат!»

Когда Моше-Лейб первый раз был в гостях у рабби Элимелеха, тот оказал ему честь, попросив произнести слова Торы за субботней трапезой. А в этой недельной главе Торы говорилось о том, как Господь пройдет по земле Египетской, поражая египтян и проходя мимо домов сынов Израилевых. Моше-Лейб сказал: «Это ведь не может значить, будто Господь проходит мимо какого-то места, потому что нет такого места, где бы Он не находился. Но когда Он оказывался у дома египетского, то видел исполненные скверны души живущих там, а когда Он оказывался у дома, исполненного благочестия и доброты, то Он радовался и восклицал: „Здесь живет еврей!“»

Когда рабби Элимелех услышал это объяснение, он вскочил на стол и начал там плясать, распевая без умолку: «Здесь живет еврей! Здесь живет еврей!»

Когда Моше-Лейб был молодым, он, его жена и его дети жили в великой бедности. Один из его соседей, желавший ему всяческого добра, предложил ему денег, чтобы он смог отправиться на рынок, закупить там товару и продать его в своем родном городе. Рабби Моше-Лейб поехал на рынок вместе с другими. Однако когда они прибыли к месту своего назначения, то все занялись делами, а он отправился в дом учения. Когда же он наконец пошел на рыночную площадь, не осознавая, сколько времени прошло после приезда, то все уже готовились в обратный путь. Он сказал, что хотел бы купить кое-какие товары, но все только посмеялись над ним. И он отправился домой вместе со всеми.

Дети Моше-Лейба, ждавшие его возле дома, спросили: «Что ты нам привез?» И, услышав эти слова, Моше-Лейб лишился чувств.

Когда он пришел в себя, объявился сосед, давший ему денег, и спросил, что ему удалось сделать. От него не укрылся несчастный вид Моше-Лейба, и он спросил: «Что случилось, рабби? Уж не потерял ли ты деньги? Но пусть это тебя не волнует, я дам тебе еще…» На это рабби Моше-Лейб только и смог ответить: «Ах, что же мне делать, если и в следующий раз по возвращении домой дети спросят: “Что ты нам привез?”»

«Ну, если все обстоит таким образом, – сказал сосед, – то тебе лучше заниматься делами дома».

И после этого он поведал всем, что рабби Моше-Лейб – цадик.

Однажды, много лет спустя после смерти рабби Моше-Лейба, его сына, рабби Шмелке из Сасова, попросили рассказать что-нибудь про отца. И он ответил: «Отец умер, когда я был еще ребенком и не мог осознать его деяния. Но вот что я вам все-таки расскажу. Мне было лет пять. В Новолетие отец молился у амуда. Я забрался к нему под талит и услышал, как во время произносимой шепотом молитвы Шмоне эсре отец обратился к Богу с интонацией, свойственной ребенку, – отчасти просительной, отчасти непосредственно-непринужденной. Он сказал нечто в таком роде: „Добрый Бог, пожалуйста, пошли нам Мессию! Нет у нас больше сил томиться в изгнании!“»

Как-то рабби из Сасова попытался организовать сбор денег, чтобы выкупить из тюрьмы людей, посаженных за долги, но ему не удалось набрать необходимую сумму. Тогда он высказал сожаление о потерянном времени, которое можно было бы посвятить изучению Торы и молитвам, и решил в дальнейшем не заниматься ничем подобным. В тот же день ему рассказали об одном еврее, который украл что-то из одежды, был жестоко избит и посажен в тюрьму. Рабби Моше-Лейб вступился за него и добился у судьи его освобождения.

Рабби Моше-Лейб сам отправился в тюрьму, чтобы вывести заключенного, и обратился к нему с таким предупреждением: «Не забывай полученных побоев и никогда больше не кради».

«А, собственно, почему? – спросил вор. – В первый раз не вышло, так ведь можно попытаться еще раз».

«В таком случае, – сказал рабби самому себе, – мне тоже следует попытаться еще раз».

Однажды в полночь рабби Моше-Лейб, будучи поглощенным чтением священных текстов, услышал, как кто-то постучался в окно. Оказалось, это пьяный крестьянин, который просился на ночлег. На какое-то мгновение сердце цадика наполнилось гневом, и он сказал про себя: «Вот так наглость! Какое право имеет этот пьяный ломиться в мой дом и что ему надо в моем доме?» Но тотчас же гнев его утих, и он задал себе вопрос: «А какое право у этого человека вообще пребывать в Божьем мире? Но если Господь не возражает против его присутствия, то вправе ли я его отталкивать?» И цадик впустил пьяного в дом и приготовил ему постель.

Как-то рабби из Сасова отдал человеку, пользовавшемуся дурной славой, все, что было у него в кармане. Его ученики удивились такому поступку. Рабби ответил: «Могу ли я быть более требовательным, чем Господь, который дал мне эти деньги?»

Рабби Моше-Лейб рассказал такую историю: «Любить людей я научился у крестьянина. Он сидел в корчме вместе с другими крестьянами и пил. Долго он сидел молча, как и все за его столом, но когда вино оказало на него свое воздействие, он спросил своего соседа: „Скажи, ты любишь меня? Или ты меня не любишь?“ Тот ответил: „Я тебя очень люблю“. На что первый крестьянин возразил: „Ты говоришь, что любишь меня, но ведь ты не знаешь, что мне надо. Если бы ты любил меня по-настоящему, то знал бы, чего мне надо“. Его собеседник не нашелся с ответом, и первый крестьянин снова погрузился в молчание.