Мартин Бубер - Хасидские истории. Поздние учителя

Вот что рассказывает сам рабби Моше: «Однажды я спросил своего брата и учителя: “Почему так происходит: когда я возвращаюсь домой после целого дня торговли и начинаю молиться, я ощущаю, что мое тело излучает свет, будто на меня снизошла Шхина?”

Ответ моего брата был, как обычно, ясным и прямым: “А почему это тебя так удивляет? Когда путник ходит путем Господа, то порой, незаметно для него самого, все святые искры с полевых трав и деревьев в лесу прилепляются к этому человеку, освещая его великим светом”».

По пути в Мункач (Мукачево) рабби Ѓирш обычно заходил к старому рабби Моше в город Уйхей, и рабби Моше сетовал, по обыкновению, что Машиах все никак не приходит. «Видишь ли, – говорил рабби Ѓирш, – я стараюсь не оставлять без внимания никого, даже самого нетвердого в вере, и дохожу до корней его отступничества, обнаруживая, что основа его греховности – нужда или вожделение. А в таких случаях мне удается выручить его из беды. И что ты скажешь: следует ли считать все эти души безнадежно потерянными? А ведь приди Машиах сегодня, и они окажутся потерянными».

Вернувшись с похорон своей жены, рабби Ѓирш отправился в свою комнату, и домашние слышали, как он сказал: «До сего дня я достигал святого единения благодаря браку здесь, на земле, а теперь мне следует попытаться достичь святого единения благодаря браку небесному».

Две недели спустя его не стало.

Жена рабби Йеѓуды-Цви из Роздола, дядей которого был рабби Ѓирш, однажды спросила его: «Почему вы никак не отвечаете вашим врагам, которые постоянно нападают на вас, и почему вы даже делаете им добро – хотя могли бы силой молитв навлечь на них гнев небес?»

Тот ответил: «Ты никогда не задумывалась, почему так много людей идут к цадику и несут ему дары, сотни и тысячи даров одному человеку? Да потому, что у каждого здания должен быть фундамент, и без основания не стоять никакому строению. Здание мира стоит благодаря цадикам, ибо сказано: “Праведник – основание мира” [136]. Потому и правильно, что все поддерживают того, кто поддерживает их всех. Однако почему же люди приходят также ко мне и несут мне дары, хотя я вовсе и не цадик? Я много думал об этом, и меня осенило: мир нуждается еще в одном основании. Ибо сказано: “Он подвесил землю ни на чем” [137], и в Талмуде об этом же сказано: “Мир существует благодаря тем, кто в споре сдерживает свои уста и скромно ставит себя ни во что” [138]. Вот, ты видишь, людям нужно это “ничто”, помимо мудрости цадика, и потому они поддерживают меня».

Один образованный человек сказал как-то рабби из Роздола: «Мне кажется, что стать цадиком – это величайшее из всех вожделений».

«Так оно и есть, – согласился рабби, – но только прежде чем стать цадиком, надо освободиться от всех прочих вожделений».

В день Нового года рабби Йеѓуда из Роздола сказал: «Сегодня в молитве было сказано: “Ибо Ты есть тот, кто помнит с незапамятных времен все забытое”. Каков же смысл этих слов? Что Бог помнит только то, что человек забывает. Когда некто делает доброе дело, и это ускользает из его памяти, и он не помнит, что именно им сделано, то Бог помнит его заслугу. Однако когда душа человеческая раздувается от гордости, и он твердит себе: “Как хорошо я сказал! Сколь глубоки мои познания!” – ничего из этого не сохраняется в памяти Господа. Если человек впадет в грех, но затем одумается и раскается, то Бог забудет об этом прегрешении. Но Он помнит обо всех грехах, которые человек с легкостью забывает».

Рабби Ицхак-Айзик из Жидачева, племянник рабби Ѓирша, был единственным сыном своих родителей. Однажды, когда он только вышел из мальчишеского возраста, отец спросил его: «Как ты понимаешь слова наших мудрецов: “Кто учит Тору ночью, того днем нить милосердия связывает [со Всевышним]” [139]. Разве мы и так не встаем в полночь, чтобы учить Тору, и разве мы, тем не менее, не живем днем в нужде и тревогах? Так о какой же нити милосердия может идти речь?»

На это ребенок ответил: «Отец, то, что мы встаем каждую полночь и учим Тору, не опасаясь никаких бед и тревог, – разве это само по себе не есть знак милосердия?»

Рабби Шалом из Каменки в один из своих приездов к рабби Цви-Ѓиршу в Жидачев взял с собой своего сына Йеѓошуа. За полуденной трапезой мальчик приметил молодого человека с густыми черными вьющимися волосами. Он вошел в комнату, держа в одной руке кувшин с водой, в другой тазик и перекинув через плечо полотенце. Он переходил от одного сидящего за столом к другому, радостно улыбаясь, и помогал им вымыть руки. «Отец, – спросил Йеѓошуа, – кто этот кудрявый юноша?» «Посмотри на него внимательнее, – ответил рабби Шалом. – Это будущий царь Израиля».

Прошло немало лет, рабби Ѓирш умер, а его младший брат Ицхак-Айзик, тот самый «кудрявый юноша», стал рабби из Жидачева, и хасиды толпами стекались к нему. О его славе знал и рабби Йеѓошуа, занявший место своего отца в Каменке. «Я поеду к нему, – решил рабби Йеѓошуа, – и посмотрю, что он собой представляет вблизи и не следует ли мне стать его учеником. А для этого мне нужны будут три знака: во-первых, выйдет ли он встретить меня, когда я приеду, во-вторых, пригласит ли он меня разделить с ним трапезу, и в-третьих, угадает ли он хотя бы одну мою мысль».

Рабби Йеѓошуа отправился в Жидачев, но, подъезжая к городу, он неожиданно почувствовал себя больным, и по приезде его в лихорадке внесли в дом и уложили в постель. Рабби Ицхак пришел к нему в комнату, заверил, что уже к вечеру ему станет лучше, и предложил поужинать вместе. А потом, когда оправившийся рабби Йеѓошуа сидел за столом с рабби Ицхаком, тот сказал, улыбнувшись: «Так что же, рав из Каменки, если человек не в состоянии угадывать мысли другого человека, разве это значит, что он не может быть рабби?»

И рабби Йеѓошуа стал одним из любимых учеников рабби Ицхака.

Рабби Ицхак-Айзик говорил: «Девиз нашей жизни – “Давать и брать”. Каждый человек должен быть и дающим, и берущим. Кто не следует этим двум правилам, того можно назвать бесплодным деревом».

Во время молитвы рабби Ицхак-Айзик никогда не давал воли своим эмоциям. Голос его был мягок и благочестив, но слова молитвы заставляли трепетать сердца всех собравшихся.

Однажды в Шавуот, когда он произносил «Песнь славы», что предшествует чтению Торы, один из его учеников, знававший еще Провидца из Люблина, был так сильно тронут, что потерял дар зрения, который вернулся к нему, лишь когда цадик закончил службу. Он сказал учителю о случившемся, и рабби Ицхак-Айзик объяснил ему: «Это случилось потому, что твою душу захватили слова о “мраке, облаке и мгле” [140]на горе Синай».