Э Баркер - Письма живого усопшего или послания с того света

- Боюсь, что Ты из всего делаешь божественную игру!

- Тише, - засмеялось Прекрасное Существо, - тот, кто боится чего бы то ни было, потеряет меня в тумане своих страхов.

Оно было при этом так непреодолимо прекрасно, что я воскликнул:

Но кто же Ты? Что Ты такое?

- Не сказал ли ты сам, что я - та фея, которая заставляет слепых детей земли грезить о покрытых цветами пространствах?

- Я люблю Тебя непонятной любовью, - ответил я.

- Каждая любовь непонятна. Но давай поднимемся на вершину виденья. Когда ты очень устанешь, схватись за мой развевающийся покров, я подожду тебя, пока ты отдохнешь.

Странные вещи видели мы в ту ночь. Мы стояли над кратером действующего вулкана и смотрели, как танцуют духи огня. Вы думаете, что саламандры видимы только для невоздержанных поэтов? Они так же реальны для себя самих и для тех, которые их видят как... как кучера на омнибусах лондонских улиц.

Реальное и Нереальное! Прекрасное Существо изменило все мои идеи относительно всей вселенной. Желал бы я знать, буду ли я, вернувшись на землю, помнить все виденные мною чудеса? Возможно, что если я буду вспоминать яснее, но не вполне, я буду поэтом в моей следующей жизни.

Какое это чудное приключение - выбрасывание своей ладьи на вздымающееся море возрождения!

Но вы можете подумать, если мое настроение отражается в вас, что я впал во второе детство? Так оно и есть - мое второе детство в так называемое невидимой области.

Когда во время моего странствования с Прекрасным Существом мои глаза утомились от всей красоты, которую я видел, я был приведен моим очаровательным товарищем к таким сценам земли, которые будь я в одиночестве - вызвали бы во мне большую грусть. Но нельзя быть грустным, когда вблизи от вас Прекрасное Существо. В этом его очарование; быть в его присутствии - значит вкушать радости бессмертной жизни.

Мы смотрели вместе на ночной разгул в том месте, которое вы на земле называете вертепом порока. Был ли я возмущен? Нисколько. Я наблюдал за потехами этих крошечных человеческих существ, как ученый наблюдает за движением бактерий в капле воды. Мне казалось, что я смотрю на все это с точки зрения звезд. Я не решился сказать: с точки зрения Бога, для которого большое и малое одно и то же; сравнение со звездами вернее, ибо, как можем мы судить о том, как видит Бог, - если только мы не подразумеваем под этим Бога внутри нас самих?

Вы, читающие эти строки, когда вы перейдете сюда, вы будете многому удивляться. Малые вещи покажутся для вас большими, а большие - малыми, и все разместится на своем месте в картине бесконечного плана, в котором и ваши затруднения и все ваши мучения окажутся подробностями, неизбежными и прекрасными. Эта мысль возникла во мне, когда я странствовал от неба к земле, от красоты к безобразию, с моим лучезарным товарищем.

Если бы я только мог найти слова, чтобы передать вам влияние Прекрасного Существа! Оно не похоже ни на что остальное во всей вселенной. Оно обманчиво, как лунный свет, и более нежно, чем нежность матери. Оно прекраснее самого прекрасного цветка, и в то же время может смотреть с улыбкой на безобразие. Оно чище, чем дыхание Океана, и в то же время не испытывает никакого ужаса перед нечистотой. Оно безыскусственно, как малое дитя, и в то же время мудрее древних богов; настоящее чудо противоречий, причудливый странник небес, любимец невидимых миров.

П и с ь м о 42.

ИГРА В "ВЕРИШЬ - НЕ ВЕРИШЬ"

Однажды я встретил человека в театральном костюме, который объявил мне, что он Шекспир. Теперь я уже привык к таким заявлениям, и они не удивляют меня, как удивляли семь - восемь месяцев тому назад (да, я все еще держу счет вашим месяцам, имея для того особую цель). Я спросил этого человека, какого рода доказательства может он привести для подтверждения своей претензии? На это он мне ответил, что претензия его не требует никакого доказательства.

- Этот номер со мной не пройдет, - сказал я, - ведь я старый законовед!

На это он засмеялся и спросил:

- Но почему бы и вам не присоединиться к игре?

Я рассказываю вам эту довольно бессмысленную историю потому, что она иллюстрирует интересную сторону здешней жизни.

Несколько раньше, одна вновь перешедшая сюда леди, увидев меня одетым в римскую тогу, подумала, что я Цезарь; я сказал ей тогда, что все мы здесь актеры. Я подразумевал, что мы, подобно детям, "переодеваемся", когда хотим подействовать на свое собственное воображение, или когда хотим оживить какую-нибудь сцену из прошлого. Это разыгрывание роли бывает обыкновенно вполне невинно, хотя иногда самая легкость, с которой это делается, приносит с собой соблазн к обману, в особенности, когда дело касается земных людей. Вы догадываетесь, о чем я хочу сказать. Жгучие духи, на которых так часто жалуются посетители спиритических сеансов, принадлежат зачастую к этим астральным актерам, которые нередко гордятся тонкостью своей игры.

А потому не будьте слишком уверены, что дух, выдающий себя за вашего покойного дедушку, есть и в самом деле эта уважаемая особа. Он может оказаться просто актером, играющим свою роль для своего и вашего развлечения.

Как же различить такую игру? - спросите вы. На это трудно ответить. Я бы сказал, что самое верное доказательство - в собственном глубоком и неэмоциональном убеждении, что перед вами находится подлинный дух. Есть какой-то инстинкт в человеческом сердце, который никогда не обманет нас, если мы без страха и без предубеждения будем поддаваться его решению. Как часто в мирских делах мы действовали вопреки этому внутреннему указателю и оказывались на неверной дороге!

Если у вас будет инстинктивное чувство, что этот невидимый и даже видимый дух не то, за что он себя выдает, лучше прекратить всякое общение с ним. Если он подлинный и имеет сказать вам нечто существенное, он неизбежно снова придет к вам: ибо так называемые мертвые чувствуют нередко потребность войти в общение с живыми.

Но, как общее правило, разыгрывание роли в здешнем мире носит невинный характер и не имеет в виду обмана. Это - потребность большинства людей быть по временам не тем, что они есть. Бедный человек, который, одевшись в свое лучшее платье, проматывает в один вечер свое недельное жалование, разыгрывая богача, действует по тому же импульсу, который заставлял человека моей истории уверять, что он Шекспир. И женщина, одевающаяся выше своих средств, разыгрывает ту же самую игру с собой и со своим обществом.

Всем детям хорошо знакома эта игра. Они скажут вам самым убежденным тоном, что они Наполеон Бонапарт или Джордж Вашингтон и очень обидятся, если вы поднимете их на смех.

Очень возможно, что мой приятель с шекспировским стремлением был любительским актером на земле. Если бы он был профессиональным актером, он, наверное, назвал бы свое имя, более или менее известное, поясняя при этом, что он был всем известной знаменитостью, такой-то.