Михаил Бакунин - Анархия и Порядок

Никогда не следует забывать, что крестьяне, бесконечное большинство крестьян по меньшей мере, хотя и сделались собственниками во Франции, тем не менее живут трудом рук своих . Вот что существенно отличает их от буржуазного класса, бо́льшая часть коего живет выгодной эксплуатацией труда народных масс . И это, с другой стороны, объединяет крестьян с рабочими городов, несмотря на различие их положений – к невыгоде рабочих, – на различие идей и, к сожалению, слишком часто вытекающих отсюда принципиальных недоразумений.

Что особенно отдаляет крестьян от городских рабочих – это некоторый умственный аристократизм , очень плохо, впрочем, обоснованный, который рабочие часто выставляют напоказ перед ними. Конечно, рабочие более начитанны, их ум, их знания, их идеи лучше развиты. Во имя этого-то маленького научного превосходства им случается порою свысока обращаться с крестьянами, выказывать им свое пренебрежение. И, как я уже заметил в другом произведении [101], рабочие весьма не правы, ибо по этим же самым соображениям и с гораздо бо́льшим основанием буржуа, которые гораздо ученее и развитее рабочих, имели бы еще больше права презирать этих по – следних. И, как известно, они не упускают случая подчеркнуть свое превосходство.

Позвольте мне, дорогой друг, повторить здесь несколько страниц из моей только что упомянутой работы. «Крестьяне, – сказал я в этой брошюре, – рассматривают городских рабочих, как дольщиков , и боятся, как бы социалисты не явились конфисковать их земли, которые они любят больше всего в мире.

– Что же должны сделать рабочие, чтобы победить это недоверие и эту враждебность к ним крестьян? Прежде всего, перестать выражать им свое презрение, перестать презирать их. Это необходимо для спасения революции, ибо ненависть крестьян представляет из себя громадную опасность. Если бы не было этого недоверия и ненависти, революция давно уже была бы совершена, ибо враждебность, которая, к сожалению, существует в деревнях против городов, является не только во Франции, но во всех странах основой и главной силой реакции. Итак, в интересах революции, которая должна освободить их, рабочие должны перестать возможно скорее выказывать это презрение к крестьянам. Они должны сделать это по справедливости, ибо, право же, у них нет никакого основания презирать и ненавидеть крестьян. Крестьяне не тунеядцы, они суровые труженики, как и сами рабочие , только они трудятся в различных условиях. Вот и все. Перед лицом буржуа-эксплуататора рабочий должен чувствовать себя братом крестьянина .

Крестьяне пойдут вместе с городскими рабочими на спасение отечества, как только они убедятся, что городские рабочие не собираются навязать им свою волю, ни какой бы то ни было политический и социальный порядок, изобретенный городами для вящего благополучия деревень, как только они получат уверенность, что рабочие отнюдь не имеют намерения отобрать у них их землю.

Ну, так самое необходимое теперь, чтобы рабочие действительно отказались от этой претензии и от этого намерения и отказались так, чтобы крестьяне узнали и действительно убедились в этом. Рабочие должны от этого отказаться, ибо даже если бы подобные притязания были осуществимы, они были бы в высшей степени несправедливы и реакционны ; и теперь, когда их осуществление сделалось абсолютно невозможным, они представляют собой лишь преступное безумие.

По какому праву рабочие навязали бы крестьянам какую бы то ни было форму правительства или организации? По праву революции, говорят. Но революция перестает быть революцией, когда вместо того, чтобы вызывать свободные проявления масс, она возбуждает реакцию в их недрах. Средство и условие, если не сказать, главная цель революции – это уничтожение принципа власти во всех его возможных проявлениях, это полное уничтожение политического и юридического Государства, потому что Государство, младший брат Церкви, как это прекрасно доказал Прудон, есть историческое освящение всех деспотизмов и всех привилегий, политическое основание всех экономических и социальных порабощений, самая сущность и центр всякой реакции. Когда во имя революции хотят создать Государство, будь это даже лишь временное государство, творят реакцию и работают для деспотизма, а не для свободы, для учреждения привилегий и против равенства.

Это ясно как день. Но социалистические рабочие Франции, воспитанные на политических традициях якобинцев, никогда не хотели этого понять. Теперь они вынуждены будут понять это, к счастью для революции и их собственного. Откуда явилось у них это столь же смешное, как и наглое, столь же несправедливое, как пагубное, притязание навязать свой политический и социальный идеал десяти миллионам крестьян, не желающим его? Очевидно, это буржуазное наследие, политический завет буржуазного революционаризма. Каково же обоснование, объяснение, какова теория этого притязания? Мнимое или действительное превосходство интеллигентности, образования – словом, цивилизации рабочей над цивилизацией деревенской. Но знаете ли вы, что с таким принципом можно узаконить любое завоевание, освятить любое угнетение? Буржуазия никогда и не пользуется другим принципом для доказательства своей миссии править , или, что то же самое, эксплуатировать рабочий мир. Переходя от нации к нации, точно так же как и от одного класса к другому, этот роковой принцип, представляющий собой не что иное, как принцип власти, объясняет и оправдывает все нашествия, все завоевания. Разве не им же пользовались немцы, чтобы оправдать все свои покушения против свободы и против независимости славянских народов и чтобы узаконить насильственное и жестокое онемечивание.

Это, говорят они, победа цивилизации над варварством. Берегитесь! Немцы начинают замечать также, что протестантская, германская цивилизация гораздо выше цивилизации католической, представленной главным образом народами латинской расы, и в частности цивилизации французской. Берегитесь, чтобы они не вообразили в скором времени, что их миссия – цивилизовать вас и сделать вас счастливыми, совершенно так же, как вы воображаете, что ваша миссия цивилизовать и освобождать ваших же земляков, ваших братьев, крестьян Франции. По-моему, и то и другое притязание одинаково постыдны, и я объявляю вам, что как в международных отношениях, так и в отношениях одного класса к другому я всегда буду на стороне тех, кого захотят цивилизовать подобным способом. Я восстану вместе с ними против всех этих наглых цивилизаторов, как бы они ни назывались – рабочими или немцами, и, восстав против них, я послужу революции против реакции.