Иосиф Телушкин - Еврейская мудрость. Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов

В книге «Смертельные объятия» профессор Бенджамин Гинзберг пишет, что увеличение доли антисемитской риторики в речах радикальных черных лидеров «позволяет и другим следовать их примеру» (стр. 182). Так, заявляя, что произраильски настроенные евреи хотят смерти невинных американских мальчишек на войне, Пэт Буханен фактически совершил политическое самоубийство. Однако после утверждений, что иудаизм – религия сточных канав, что евреи – главные рабовладельцы, что еврейские врачи заражают черных СПИДом или что жертвы Холокоста сами виноваты в своих несчастьях, взгляды Буханена кажутся вполне умеренными и легитимными. Хотя вряд ли Фаррахану и его движению удастся захватить власть и проводить антисемитскую политику в жизнь, его риторика может спустить с поводка силы, которые однажды принесут много бед нашему народу (см. мнение Гинзберга по этому вопросу).

Существует ли сейчас реальная угроза для жизни евреев в Америке? Принято считать, что нет. В настоящий момент антисемитские взгляды – это волчий билет в мир политики. Поэтому различные политические деятели стараются отмежеваться от таких взглядов. Но если когда-нибудь обвинение в антисемитизме перестанет представлять угрозу для политической карьеры, это заставит евреев сомневаться в своей безопасности.

В следующей главе приводятся высказывания некоторых известных филосемитов.

Об антисемитизме написаны тысячи книг. Мало кто интересуется филосемитизмом. Многие евреи даже не знают, что такое понятие («филосемитизм» значит – «любовь к евреям») существует.

Однако, хотя у евреев есть много врагов, наш народ также вызывает множество симпатий, подчас – из неожиданных источников. Кто бы мог, например, предсказать в 1930-х годах, что датчане объединятся в 1943 году, чтобы спасти еврейское население от нацистов?

Яникогда не поверю, что услышал точку зрения евреев, пока у них не будет свободного государства, школ, университетов, где они смогут выступать свободно. Только тогда мы узнаем, что они могут сказать миру.

Руссо считал, что при отсутствии государства, под гнетом антисемитизма, евреи слишком напуганы, чтобы открыто высказывать свое мнение. «Этот несчастный народ понимает, что находится в нашей власти. Их вечно тиранят, и это делает их застенчивыми».

Если ненависть к евреям – черта истинного христианина, тогда мы все – просто выдающиеся христиане.

В пятидесятых годах XIX столетия каждый словацкий ребенок в окрестностях Годинга рос в атмосфере антисемитизма – в школе, в церкви и в обществе вообще. Мать запрещала нам проходить мимо Лехнеров, потому что евреи, по ее словам, пили кровь христианских детей. Я шел далеко в обход, чтобы не идти мимо их дома. Так же поступали все мои одноклассники… Предрассудок, гласящий, что евреи замешивают кровь в пасхальные пироги, был такой неотъемлемой частью моего существования, что всякий раз, когда мне приходилось пройти мимо еврея, – я бы никогда не сделал этого специально – я смотрел на его руки, чтобы увидеть на них следы крови. Я поступал так очень долго…

Если бы у меня только была возможность исправить все то, что антисемитизм заставил меня совершить в детстве…

Томаш Масарек (1850–1937), первый президент Чехословакии, 1918–1935 гг. Записано Карелом Чапеком в кн. «Президент Масарек рассказывает свою историю»

Пусть все мои слова обратятся в прах, если Дрейфус виновен… Я не хотел, чтобы моя страна погрязла во лжи и несправедливости. Однажды Франция скажет мне спасибо за то, что я помог ей сохранить честь.

В 1884 году французская контрразведка получила информацию, что некий французский солдат выдал Германии военные секреты. Капитан Альфред Дрейфус, еврей, был немедленно обвинен в шпионаже, и военный трибунал приговорил его к тюремному заключению на острове Дьявола. Дрейфус был осужден только потому, что был евреем, несмотря на то, что все улики свидетельствовали против полковника Эстергази.

Многие французские интеллектуалы и активисты, самым известным из которых был писатель Эмиль Золя, не согласились предать это дело забвению. Публикацией статьи, названной «Обвинение», цитату из которой я привел выше, началась национальная кампания в защиту Дрейфуса. Несмотря на неустанное противодействие армии, правительства и католической церкви, дело Дрейфуса было вновь открыто. После двенадцати лет заключения он был оправдан и восстановлен в звании. Вскоре после его реабилитации Марсель Пруст написал своему другу: «Хоть один раз, вопреки обыкновению, жизнь стала напоминать роман».

Решительно не соглашаясь с… Вольтером (неистовый антисемит), я настаиваю, что евреи сделали больше для воспитания человечества, чем любой другой народ. Если бы я был атеистом и верил в слепую судьбу, то я все равно бы считал, что судьба евреев – быть основным инструментом развития цивилизации… Я верю, что евреям выпал жребий хранить и проповедовать всему человечеству доктрину о великом, разумном, мудром и всемогущем властителе Вселенной. Эту доктрину я считаю основным исходным принципом всей морали, и, следовательно, всей цивилизации.

Евреи не составляют и одного процента среди населения земли…Кажется, мы вообще не должны ничего слышать о еврее. Но мы слышим его, и всегда слышали. Он так же выделяется на земле, как и представители других народов… Он всегда, во все времена прекрасно сражался в этом мире, и делал это со связанными руками… Египтяне, вавилоняне и персы поднимались, наполняли планету звуками и великолепием, а потом превращались в сон и исчезали… Потом пришли греки и римляне, устроили огромный шум – но и их нет. Другие народы приходили на их место и какое-то время высоко несли факел, но он погас, и они сидят в темноте или вообще пропали. Еврей видел их всех, победил их всех и остался тем, кем был всегда… Всё смертно, кроме еврея. Всё проходит, но он остается. В чем секрет его бессмертия?

Когда я работал в полицейской комиссии (Нью-Йорка в 1895 году), проповедник-антисемит из Германии Ректор Альвардт приехал, чтобы призвать к крестовому походу против евреев. Многие из евреев города испугались и просили меня не позволять ему выступать и не оказывать ему помощи. Это, сказал я им – невозможно. И даже если бы это было возможно, это все равно нежелательно, так как превратило бы его в жертву. Самым правильным было выставить его в смешном свете.