Иван Ильин - Философия как духовное делание (сборник)

Кто хочет понять, в чем сущность философии, должен приучить себя к мысли, что душа и дух – не одно и то же. Дух – это прежде всего то, что значительно в душе . И философия есть не душевное, а духовное делание .

Примеры :

Душевная деятельность Чичикова и Коробочки (мысли, чувства, волевые движения, опасения, огорчения). Но вот во время колебания Чичикова в тюрьме – не обратиться ли и не исправиться ли? – отсветы духа скользят в его душе. Гражданин Минин до своего подвига (может быть). Лев Толстой до своего великого перелома.

Душа может быть более и менее одухотворенной. Она может быть более и менее способной к одухотворению. Она может более и менее работать над своим одухотворением. Одухотворение для многих состоит только в нравственном усовершенствовании, например, дядя Влас 7. Но по существу одухотворение не совпадает с нравственным совершенством.

Возможны и другие пути: одухотворение через молитвенное созерцание, одухотворение через познавательный труд, одухотворение через эстетическое творчество. Возможно сочетание и сращение всех путей. Возможно культивирование одного в ущерб другим. (Например, ученый может быть чужд религиозному пути, моральный герой может не чувствовать красоты, художник может пренебречь некоторыми элементарными требованиями морали.)

Но во всех этих случаях налицо одно: нечто как самое лучшее и высшее поставляется надо всем остальным; это нечто любится всем сердцем, всею душою, всем помышлением; душа радуется ему и влечется к нему, как к радости; но это нечто не потому хорошо, что оно приятно, что оно радует; но радует потому, что оно необычайно хорошо .

Обыкновенно люди любят друг друга иррационально, по сильному и непонятному влечению; «по милу хорош»: люблю, значит очень хорош. Это любовь душевная . Другие, редкие, любят друг друга рационально, по столь же сильному, но понятному влечению, «по хорошу мил»: он так хорош, что не могу не любить. Это любовь духовная .

Каждый из нас знает в своей жизни моменты, когда качество предмета побеждает нашу душу и заставляет следовать за собою или влечься к себе. Так геометрическая истина впервые поражает своей прозрачной ясностью и очевидностью душу будущего Евклида. Так откровение религиозное озаряет душу Илии или Якова Бёме 8. Так нравственный облик Иисуса и Сократа или гениальный дар Гегеля приковывал к ним их учеников. Так картина Леонардо, роман Достоевского, поэзия Пушкина, скульптура Праксителя заставляет нас увидеть, и признать, и полюбить себя навсегда. Так хорошо, что не могу не полюбить . Может быть, еще не знаю, что в этом так хорошо и почему хорошо. Но не сомневаюсь, что хорошо. Мало того. При таком отношении к предмету состаивается еще нечто бо́льшее.

a) Качество предмета не для меня только хорошо, не мне приятно , но объективно прекрасно . Иной подход: люблю за то, что вызывает во мне приятные воспоминания, ассоциации детства, минуты угасшего счастья. Или: приятно смотреть – потому люблю. Это любовь корыстная; так любит ягненок свою мать, так любят льстецов, вкусную еду, развлечения.

Необходима любовь бескорыстная. Для нее характерно следующее: любить вообще – даже когда и больно – приятно. Но здесь из-за прекрасности предмета не замечаешь даже, что тебе приятно. Любишь не чтобы приятно было, а потому что нельзя не любить. Именно из этого чувства « нельзя » – непреложная уверенность, что прекрасное – прекрасно не субъективно, а объективно. Не для меня и не для другого – и вообще не для тех, кто пришел, или смотрит, или думает об этом. Прекрасно само по себе, объективно; это качество есть осуществление или воплощение какого-то высшего закона, объективной меры – логической, нравственной или эстетической . Религиозный человек лучше всего поймет это, если сказать: это прекрасно перед лицом Божиим 9.

b) Эта радость объективному качеству предмета , если душа живет ею, ведет к некоторому чрезвычайно важному последствию.

Есть люди (и во всех нас есть это свойство), которые, увидев хорошее, фиксируют в нем немедленно дурное. Они никого никогда не хвалят или начинают свою похвалу со слова «но». Эта черта характеризует людей с больным или голодным самочувствием. Воспитание ли, угнетавшее личность; недостаток ли жизненных радостей; повышенное самолюбие и тщеславие, развившееся из этих причин, – все тут играет роль. Но эти люди несчастны в своем состоянии. Им недоступна радость бескорыстного преклонения . Им недоступно самозабвение . Они прикованы навсегда к своей личной персоне и ее субъективно дорогому, а объективно чаще всего ничтожному состоянию. Ибо за этим «но» гнездится, как показывает психопатология, рефлексия «а я». «Может ли быть что-либо хорошо, если это сделал не я?» «Что хорошего может оказаться в том, что не принадлежит мне?» Так маленький ребенок спрашивает ко всему: «А я?» И плачет оттого, что другой выказал при нем силу и ловкость.

Мы все должны приучить себя к чувству и мысли 10, что все, что есть мое, только мое, только личное, мне, имяреку, свойственное – не больше, – второстепенно .

Важно, ценно, значительно – и в других, и в вещах, и во мне – то, что объективно ценно, объективно значительно, ради чего живя, мы будем правы перед лицом Божиим. Надо научиться бескорыстно радоваться объективному качеству предмета . Это необходимо для того, чтобы усвоить себе истинное философствование . Истинное философствование есть деятельность души, культивирующей духовное в себе 11.

Чтобы устремиться к предмету в его объективных чертах и свойствах, нужно полюбить его за его объективные достоинства . Это значит полюбить его бескорыстно ; а бескорыстие требует особого самоотречения или умения поставлять себя на задний план. Это не следует понимать только в нравственном смысле: например, что необходимо ставить вперед другого человека, ближнего . Нет, не это важно для философии. Предмет философии не человек, ближний или дальний, но мысль , проще говоря, знание 12 .

Духовная деятельность всегда и во всех областях требует бескорыстия. Философствование есть вид духовной деятельности и потому тоже требует бескорыстия. Но это самоотречение совершается не ради ближнего или дальнего человека, но ради знания . Философствующий должен хотеть бескорыстно знать истину . Не спрашивая о том, что ему это принесет, будет ли приятно, удобно, выгодно. Иными словами: философствование есть служение в духе .

Всякие иные побуждения суть пошлость . Правда, такой объективистический подход нужен не только в философии, но и во всех других науках. Однако в философии больше, чем где-либо. Ибо многие науки имеют свой предмет в устойчивом неизменно внешнем виде, «выну 13» и воочию перед собой. Философия же этого не имеет. Поэтому философствование есть внутренняя душевная работа par excellence 14. Даже социология и психология, предметы которых тоже даны внутренно, а не внешне, стоят в более легких условиях, ибо допускают не только обращенность взора своего внутрь, но и наблюдение чужих душевных состояний.