Иван Ильин - Философия как духовное делание (сборник)

2) антитезис имеет чисто реальный характер и совсем не имеет характера смыслового. Утверждая, что зло невозможно в сопоставлении с добром, а добро невозможно в сопоставлении со злом, антитезис имеет в виду реальное совместное существование того и другого.

Мало того, в антитезисе добро понимается как совершенное, верховное начало, могущее действовать и попускать, хотеть и погибать. Здесь мы оказываемся уже далеко за пределами трансцендентальной этики – в сфере описания реального процесса, как бы некоторой теогонии мировых начал, ведущих между собой борьбу не на жизнь, а на смерть.

Антитезис утверждает то, что вовсе не отрицает тезис: именно, что бытие абсолютно совершенного начала нельзя «примирить» с наличностью в мире зла. Т. е. если существует всеблагой и всемогущий Бог, то откуда в мире зло? Если есть зло, то Бог или не всеблаг и тогда он не Бог. Или он не всемогущ, тогда он тоже не Бог. А так как зло есть, то Бога нет.

Ясно, что тезис этого и не думает отрицать. Точно так же как антитезис не думает отрицать того, что идея добра и идея зла суть логически полярные корреляты.

Следовательно, антиномии здесь нет; она падает как ошибочная или мнимая.

Ошибка объясняется тем, что возможность логического порядка и реального порядка смешиваются; и что сопоставление логического характера и сопоставление реального характера не различаются последовательно.

с) Антиномия эта, которая, в сущности, оказалась не антиномией, интересна, однако, не только своей классической ошибочностью. В ней ставятся две в высшей степени существенные проблемы: одна этико-метафизическая и космологически-религиозная – о примирении бытия Божия с существованием в мире зла (отсылка к теодицее Лейбница и трактату Шеллинга 138); другая – феноменологическая и практически-педагогическая – о соотношении добра и зла в переживании человека и в отыскании трансцендентального определения добра. На этой проблеме мы сейчас и остановимся.

Пусть добро и зло, как утверждает тезис антиномии, по ценности своей противоположны; а по смыслу, по понятию своему коррелятивны.

Переживаются ли они нами только в этом своем логически сопоставительном, в ценностно противоположном соотношении? И ежеминутный опыт наш свидетельствует о том, что это не так.

Именно опытом, именно феноменологически мы знаем и испытываем, что худшее и лучшее связаны друг с другом цепью реальных и чуть заметных переходов; мало того, что злое при известных условиях может перейти в добро, просветлиться, превратиться и обновиться качественно.

То же самое чувство, то же самое волевое устремление, у того же самого человека может в несколько минут качественно обновиться, или, как мы наивно формулируем это, уступить место другому, лучшему или даже совершенному настроению.

Ненужно даже обращаться к классическим примерам нравственного обращения, достаточно повседневного опыта.

Ни логическое взаимопредполагание понятий, ни ценностная противоположность добра и зла не выражают сущности реального душевно-духовного соотношения добра и зла в жизни.

Это обстоятельство – т. е. то, что между добром и злом в реальной жизни нет непроходимой бездны, – давно привлекало к себе внимание этических искателей. Это то, что мы вернее всего назвали тайной и проблемой превратимости добра и зла. Добро и зло могут реально в жизни превращаться одно в другое; одно вырастает из другого с такой быстротой и внезапностью, с какою разве только падает с плеч отстегнутая одежда.

Невольно вставал и встает вопрос, да не есть ли зло лишь уродливая одежда на прекрасном мраморе? Или искаженные черты красивого лица? Или заблудившийся в конкретном осуществлении порыв к добру? Омраченный свет; отпавший ангел?

Ведь возможность, о которой здесь идет речь, возможность превращения есть не логическая возможность, отвлеченно-мыслимая комбинация; а реальная возможность. А реально возможно то, что, уже присутствуя, еще не выявилось только; что скрыто дремлет, но уже есть , уже существует . Зло, могущее проснуться в добре, уже есть в нем, но скрыто, латентно. Добро, могущее восстать во зле, уже есть в нем, но еще не в яви.

И здесь открывается необычайная, волнующая по глубине и широте перспектива. Если добро, как говорят пессимисты, всегда чревато падением и злом, то зло всегда чревато высотами совершенного состояния.

И опыт человеческой души свидетельствует о том, что глубже всякого зла лежит потенциально благая сила духа.

Я не могу развить здесь этого и укажу Вам только на Иисуса, Леонардо да Винчи, Шеллинга и Достоевского; их гениальной интуиции открылось то, что ныне в порядке опытного, уже подтверждающегося предчувствия устанавливается современной психопатологией.

Именно : первоначальная и основная сила человеческой души – инстинкт , именуемый в просторечии любовью , – есть сила, болезненно формирующаяся и в форму зла, но неизменно в потенции благая и поддающаяся беспредельному одухотворению 139.

d) Отсюда для нашей основной проблемы вытекает уже чрезвычайно много. Прежде всего, возможность такого реального моста, перекинутого от зла к добру, – а наличность этого моста мы переживаем в себе с несомненностью, – свидетельствует о том, что, отыскивая сущность добра, мы должны иметь в виду эту удобопревратимость его во зло и обратно.

Это не значит, что зло и добро утрачивают свою ценностную противоположность, – нисколько. Они остаются ценностно полярными величинами. Но отыскание добра как добра и зла как зла должно совершаться среди тех сил и способностей души, которые, будучи потенциально благими , отличаются значительной удобопревратностью . В противном случае этика не только не сумеет удовлетворительно охватить душевно-нравственный опыт человека, но не окажется и в состоянии разрешить сколько-нибудь удовлетворительно проблему совершенствования и его возможности. А при неразрешении ее останутся в воздухе и проблемы этической педагогики и нравственного прогресса . Это внесет неустранимые затруднения и в теорию естественного права и естественно-правовой политики (как покоящихся на постулате и осуществлении нравственного прогресса).

е) Теперь ясно также, какое решение может найти проблема противостоящих добра и зла.

Наряду с переживанием общего корня у добра и у зла нам фактически дано переживание их как противостоящих друг другу, разошедшихся до полярности влечений или устремлений души. И такое противостояние может быть реально же разрешено и снято только благодаря присущему обеим сторонам сродству или однородному существу их.