Герберт Спенсер - Опыты научные, политические и философские (Том 1)

В то время когда ребенок становится более доступен воспитательным влияниям, он начинает обнаруживать и менее быстрые смены одних умственных или эмоциональных состояний другими. Низшие человеческие расы представляют нам аналогичную этому комбинацию большую неизменность общего характера рядом с большей неправильностью в его преходящих обнаружениях. Описывая этот факт в самых широких чертах, можно сказать, что такие расы противятся непрерывному видоизменению их духа и что у них не хватает в то же время ни умственной настойчивости, ни эмоционального постоянства. Про многие из низших людских типов мы читаем, что они не в состоянии удержать своего внимания долее нескольких минут ни на чем, требующем мысли, хотя бы и самого простого рода. То же следует сказать и относительно их чувств они гораздо менее продолжительны, чем чувства цивилизованных людей. Однако это положение нуждается в известных ограничениях, и только сравнения могут показать, до каких пределов должны доходить эти ограничения. Дикарь проявляет большую настойчивость в деятельности низших умственных способностей. Он неутомим в мелочном наблюдении. Он столь же неутомим и в том роде восприятия, которым сопровождается изготовление его оружия и украшений нередко он тратит массу времени на отделку камней и т. п. Точно так же и с эмоциональной стороны он проявляет довольно значительное постоянство не только в тех побуждениях, которые поддерживают его при выполнении этих мелких ремесленных затей, но и в некоторых из своих страстей, в особенности же в чувстве мести. Поэтому при изучении душевного непостоянства, обнаруживающегося в обыденной жизни различных рас, мы должны постоянно спрашивать себя, в какой мере это непостоянство отличает собою весь дух и в какой мере оно может быть приписано только некоторым его частям.

6. Порывистость (impulsiveness). Эта черта душевной природы тесно связана с предыдущей неустойчивые чувства суть именно такие чувства, которые толкают поведение то туда, то сюда, без всякой последовательности. Тем не менее порывистость может быть с большой пользой изучаема отдельно, так как в этой черте скрываются и другие значения кроме простого недостатка постоянства. Сравнения низших человеческих рас с высшими указывают, по-видимому, на то общее правило, что кратковременность страстей существует обыкновенно рядом с их неистовостью. Внезапные порывы чувства, проявляемые людьми низших типов, столь же чрезмерны в своей интенсивности, как и кратки в своей продолжительности; весьма вероятно, что между этими двумя чертами существует причинная связь: ибо усиление страсти должно скорее привести к ее истощению. Заметив мимоходом, что страсти детского возраста представляют очень хорошую иллюстрацию этой связи, займемся теперь некоторыми интересными вопросами, касающимися уменьшения порывистости вместе с прогрессом развития. Ясно, что нервные процессы порывистого существа менее далеки от рефлективных действий, чем нервные процессы существа непорывистого. В рефлективном действии мы видим простой стимул, переходящий мгновенно в движение; причем другие части нервной системы или вовсе не имеют никакого контроля над этим движением, или обладают им лишь в очень незначительной степени. Обращаясь к более высоким нервным действиям, руководимым более и более сложными комбинациями стимулов, мы уже не находим тут такого мгновенного разряжения, разрешенного в простые движения; но мы видим сравнительно обдуманное и относительно изменчивое приспособление к данному случаю некоторых сложных движений, должным образом сдержанных и пропорциональных требованиям случая. Подобный же контраст существует между страстями и чувствами менее развитых натур и натур более развитых. Там, где эмоциональная сложность лишь очень незначительна, всякая эмоция, возбужденная каким-либо событием, вспыхивает и переходит в действие прежде, чем другие эмоции будут иметь время внести свою долю участия в направление поступка; в другое время бывает очередь другого чувства из числа тех, которые теперь молчали. Но при более сложном устройстве эмоционального аппарата простые чувства так координированы между собою, что не могут действовать вполне независимо друг от друга. Прежде чем возбуждение какого-либо из этих чувств будет иметь время перейти в действие, некоторая часть возбуждения успеет уже сообщиться другим чувствам, нередко антагонистическим первому, - и первоначальное поведение окажется видоизмененным, применительно к комбинации повелений всех возбужденных тут чувств Отсюда возникает не только уменьшение порывистости, но и увеличение постоянства. Образ действий индивида, являющийся тут результатом нескольких эмоций, содействующих каждое этому совокупному побуждению лишь в такой степени, которая не истощает каждого чувства, приобретает большое постоянство спазматический, судорожный характер силы исчезает но зато оказывается увеличение общей суммы энергии. При исследовании фактов с этой точки зрения перед нами возникает много интересных вопросов этого рода касательно различных рас людей: а) С какими другими душевными особенностями, кроме степени душевного развития, связана порывистость? По-видимому, расы Нового Света, независимо от различий со стороны высоты типа менее порывисты, чем расы Старого Света. Должно ли приписать это обстоятельство органической апатии? И вообще, можно ли проследить (при прочих равных условиях) существование прямой связи между физической живостью и душевной порывистостью? b) Какая связь существует между этой чертой духа и общественным строем? Ясно, что очень вспыльчивая и порывистая натура, какова например, натура бушмена, непригодна для общественного союза; и ясно, что общественный союз, установленный при помощи каких бы то ни было средств, всегда сдерживает порывистость. с) Какое участие в сдерживании порывистости принимает каждое из чувств, поддерживаемых и охраняемых общественным строем, каковы, например- чувство страха по отношению к окружающим, инстинкт общежития, стремление к накоплению собственности, симпатические склонности, чувство справедливости? Все эти чувства, требующие для своего развития общественной среды, предполагают всегда представление себе более или менее отдаленных последствий, а потому должны действовать сдерживающим образом на побуждения более простых страстей. Отсюда возникают вопросы: в каком порядке, в какой степени и в каких комбинациях являются они на сцену?

7. Наконец, сюда может быть отнесено еще одно исследование общего рода, хотя и отличное по своему характеру от предыдущих. Как влияет на душевную природу смешение рас? Мы имеем очень основательные данные думать, что во всем животном царстве союз между разновидностями, расходящимися очень далеко одна от другой, сопровождается вредными физическими последствиями; между тем как союз между мало расходящимися разновидностями физически благотворен. Может ли быть приложено это правило и к душевной природе? Некоторые факты, по-видимому, доказывают, что помесь между чрезвычайно несходными человеческими расами производит никуда не годный тип духа, т. е. дух, непригодный ни к тому роду жизни, который ведет более высокая из этих двух рас, ни к тому, который ведет более низкая из них. И наоборот мы находим, что представители народов, происходящих от одного корня, но успевших несколько дифференцироваться друг от друга, вследствие жизни при несходных условиях в течение многих поколений, соединяясь между собою, производят душевный тип, обладающий известными превосходствами. В своем сочинении "The Huguenots" Смаильс показал, какое множество наших замечательных людей произошло от голландских и французских беглецов, а Альфонс Декандоль в своей "Истории наук и ученых за последние два века" показал, что потомки французских беглецов в Швейцарии доставили необыкновенно большой процент людей науки. Хотя этот результат и может быть приписан отчасти природным качествам таких беглецов, несомненно долженствовавших обладать той независимостью духа, которая составляет главное условие в деле оригинальности, тем не менее этот результат, по всей вероятности, произошел отчасти и из смешения рас. В подтверждение этого мы можем привести такое свидетельство, которое уже не может быть истолковано двояким образом. Профессор Морлей обращает внимание на тот факт, что течение семи веков нашей древней истории "лучшие гении Англии выходили из той местности, в которой кельты и англосаксы жили вместе" Подобным же образом и Гальтон в своем исследовании об английских ученых показывает, что в новейшие времена эти ученые являются по большей части из внутренней области нашей страны, которая имеет главное направление с севера на юг и которая, по всем соображениям должна заключать больше смешанной крови, чем области, лежащие к востоку и западу от нее. Такой результат оказывается вероятным уже a priori. Коль скоро нам даны две натуры, приспособленные каждая к слегка отличной совокупности общественных условий, то мы имеем все данные ожидать, что их союз произведет природу, несколько более пластичную, чем природа каждого из родителей, - т. е. природу, более впечатлительную к новым условиям и обстоятельствам постоянно подвигающейся вперед общественной жизни, а следовательно, имеющую более вероятности породить новые идеи и обнаружить видоизмененные чувства. Итак, сравнительная психология человека может с удобством включить в свою область душевные последствия смешения рас, причем мы должны включить здесь в число наших производных исследований и вопрос о том, в какой мере покорение одних рас другими служило орудием прогресса цивилизации как вследствие того, что оно помогало смешению рас, так и в силу других своих влияний?