Маурицио Вироли - Свобода слуг

Труффальдино, если взять пример из Нового времени, служит аж двум господам и делает что хочет: ест, пьет и набивает карман. Жалуется на свое положение, когда считает, что хозяева не добры к нему: «Раз нас учат, что надо господам служить хозяевам с любовью, нужно и хозяевам внушать, чтоб они имели сколько-нибудь жалости к слугам» [8]. Случается ему и тумаков получить, но это не такая большая беда с учетом выгоды: «Тяжеленько было прийти в себя после взбучки; зато поел я в свое удовольствие: пообедал хорошо, а вечером еще лучше поужинаю. Пока возможно буду служить двум хозяевам, до тех пор, по крайней мере, пока не получу оба жалованья» [9]. Служить двум господам – не самое честное занятие, но в конечном счете простительное: «Да, синьор. Я это сделал, и номер прошел. Попал я в такое положение нечаянно, а потом захотелось попробовать, что из этого выйдет. Правда, продержался я недолго, но зато могу похвастать, что никто меня не накрыл, пока я сам не признался из-за любви к этой девушке. Туго мне пришлось, и кое в чем я проштрафился. Но надеюсь, что ради такого необычного случая все вы, господа, простите меня» [10].

Свобода граждан, или республиканская свобода, – это нечто иное. Она состоит не в том, чтобы вам не мешали или не угнетали, а в том, что над вами нет господина, или в том, что вы не являетесь объектом неограниченной или огромной власти другого человека или группы людей. Под неограниченной властью я понимаю власть того, кто может навязывать свою волю, как ему вздумается, не будучи ограничен другими видами власти. Огромная власть – это власть, значительно превосходящая власть других граждан, настолько сильная, что может избегать санкций закона или обходиться с ним, как ей захочется. Согласно существующему определению, нашу свободу могут подавить только действия других людей; согласно республиканской концепции, свобода гражданина умирает просто в силу существования неограниченной или огромной власти. Даже если неограниченная или огромная власть утвердилась законным образом и действует в интересах подданных, само ее существование делает из граждан слуг.

Хотя я уже касался этой темы, полезно уточнить концепцию зависимости и разницу между зависимостью и вмешательством. Для этого я обращусь к некоторым примерам: тиран или олигархия, которые могут угнетать, не боясь столкнуться с санкциями, предусмотренными законом; жена, с которой муж может плохо обращаться, но которая не может ни оказать сопротивление, ни получить компенсацию; работники, которые могут подвергаться всевозможным злоупотреблениям, мелким и крупным, со стороны работодателя или начальника; пенсионеры, которым приходится зависеть от каприза чиновника, чтобы получить пенсию, положенную по закону; больные, которым приходится надеяться на то, что врач их вылечит по доброй воле; молодые ученые, знающие, что их карьера зависит не от качества их работы, а от каприза профессора; граждане, которых полиция по своему усмотрению может бросить в тюрьму.

Во всех приведенных мною случаях нет никакого вмешательства: я говорил не о тиране или олигархии, которые притесняют, но о тех, кто может угнетать, если захочет; я не говорю, что муж бьет жену, но что он может ее избить, не страшась наказания, и то же самое относится к работодателю, врачу, профессору, чиновнику, полицейскому, которых я упомянул. Никто из них не мешает другим людям стремиться к целям, которые те наметили, никто не вмешивается в жизнь этих людей. Подданные, жена, работники, пожилые люди, пенсионеры, молодежь совершенно свободны, если под свободой понимать отсутствие ограничений или помех. Но в то же самое время они находятся в положении зависимости, следовательно, являются слугами, если рассуждать с точки зрения принципа свободы граждан.

Добавлю, что концепция свободы как отсутствия зависимости от неограниченной или огромной власти основывается не на суждениях о намерениях, а на реалистической констатации. То, какие намерения были у того, кто обладает неограниченной или огромной властью, благие или нет, не имеет отношения к делу. Проблема в том, что тот, у кого есть неограниченная или огромная власть, легко может навязать свой интерес, и в том, что такая власть порождает у подчиняющегося ей рабский менталитет вместе с подхалимажем, злословием, неспособностью ясно рассуждать, отождествлением со словами и поведением господина, презрением к людям большой души, цинизмом, равнодушием, притворством, наглостью в отношении более слабых людей и противников, бедностью внутренней жизни, погоней за внешним. Такой образ мысли и образ жизни несовместимы со свободой, потому что она требует, чтобы граждане не имели расположения ни к покорному служению, ни к высокомерному господству [11].

Идея, что быть свободным означает не быть подчиненным неограниченной или огромной власти, поддерживалась многими авторитетными политическими авторами, древними и современными. Цицерон, уточнив, что истинная свобода существует «в таком государстве, где власть народа наибольшая» и где «она равна для всех», кратко передает суть концепции: «(Свобода. – М. В. ) состоит не в том, чтобы иметь справедливого владыку, а в том, чтобы не иметь никакого» [12]. Эту концепцию подхватили и развили итальянские юристы и политические философы эпохи Гуманизма. С небольшими вариациями они настаивают на том, что основной элемент политической свободы – независимость от неограниченной власти одного человека. Поэтому признак свободного города – его способность самостоятельно давать себе законы и установления. В свою очередь, порабощенным считается город, который получает законы и установления от Императора или должен просить у него одобрения. Источник, который цитируют юристы, интерпретируя политическую свободу как отсутствие личной зависимости, – Римское право, особенно те его места, где свободный человек определяется как человек, не подчиненный господству (dominium) другого человека. Противоположность свободного состояния – состояние индивида, который зависит от воли другого человека [13]. На переломе той же самой традиции Макиавелли объясняет концепцию свободы гражданина с такой ясностью, которая делает излишними любые комментарии: «свободные» люди – это «неподчиненные никому» люди [14], при этом статус гражданина противопоставляется статусу раба: «рождаются свободными и не рабами» [15].

Эта концепция свободы получила распространение как у либеральных, так и у республиканских политических теоретиков. Достаточно двух примеров: Джон Локк и Жан-Жак Руссо. Первый утверждает, что истинная свобода индивида – свобода «человека располагать и распоряжаться как ему угодно своей личностью, своими действиями, владениями и всей своей собственностью в рамках тех законов, которым он подчиняется, и, таким образом, не подвергаться деспотической воле другого, а свободно следовать своей воле» [16]. Второй пишет: «Свободный повинуется, но не служит; имеет вождей, но не имеет хозяев; подчиняется законам, но только законам, и именно благодаря законам не становится рабом» [17]. Если мы обратимся к источникам политической республиканской и либеральной мысли, современным и древним, ответ на вопрос: «Что такое “свобода гражданина”?» будет одним и тем же: быть свободными означает не столько не сталкиваться с какими-либо помехами или угнетением, сколько не зависеть ни от одного человека, ни от группы людей, которые имели бы над нами неограниченную или огромную власть. Нехватка свободы, таким образом, – это не только следствие действий, которым мы подвергаемся против своей воли, она может быть просто положением. Говоря совсем кратко: если мы подчинены неограниченной или огромной власти одного человека, мы можем быть более или менее свободны делать то, что нам хочется, но при этом мы – слуги.