Маурицио Вироли - Свобода слуг

Подобный способ рассуждений, можно так сказать, рождается из очевидного намерения оправдать нарушение правил, чтобы потом в аналогичных обстоятельствах к вам проявили такое же снисхождение. С теми очевидными последствиями, что бесчестных вознаграждают и одобряют, а честных наказывают и окружают осуждением и часто плохо скрываемым презрением. Было бы легко показать, сколько и какие извращенные последствия имеет попустительский менталитет во всех сферах социальной жизни, включая большой и малый бизнес и экономическую жизнь в целом. Здесь важно только подчеркнуть, что такой менталитет идеально вписывается в придворный контекст, в котором один неподкупный человек представляет угрозу для господина и для других придворных. Скажу раз и навсегда: люди, которые несут вздор, описанный мною выше, в жизни могут быть только слугами.

Полезно также научить ценности инструментального разума, который учит приспосабливать средства к целям и вычислять ожидаемые выгоды и издержки от действия. Но индивид, полагающийся только на этот вид разума, редко может стать хорошим гражданином. Это, по сути, тот тип разума, который объясняет, например, что для всех было бы выгоднее, чтобы все платили налоги пропорционально доходу. В то же время инструментальный разум показывает, что еще выгоднее не платить свою долю и оставить других выполнять свой долг. Следует, таким образом, научить людей подчинять инструментальный разум моральному разуму. Но почему индивид должен это делать? Почему он должен себя ограничивать? Полагаю, что единственный мотив для индивида, или еще лучше для нескольких индивидов, – ставить моральный разум выше инструментального – исходит не от разума, а от страстей, точнее, от некоторых из них.

Страсти задают направление политических и моральных решений и становятся двигателем поступков. Трудно убедить граждан принять законы, которые бы служили интересам групп или классов, которых они ненавидят или к которым испытывают зависть. Кроме того, неверно, что страсти всегда затуманивают или сбивают разум с толку. Есть страсти, которые позволяют смотреть далеко и видеть все четко. Чтобы принимать решения и действовать как граждане, индивиды, таким образом, должны испытывать определенные страсти. Самая необходимая – любовь к жизни свободных людей и отвращение к жизни слуг. В любви к свободе много составляющих: верность учению отцов и учителей, религиозная убежденность в том, что человек создан не для того, чтобы служить другим людям, но только Богу, особая восприимчивость к гармонии и прекрасному [146]. Все они по-разному участвуют в создании культуры свободы.

Рядом с любовью к жизни свободного человека следует поставить любовь к Родине в самом широком смысле. Мы должны воспитывать людей, чувствующих себя либо итальянскими гражданами, либо европейскими, либо гражданами мира. Но именно тот, кто правильно понимает концепцию Родины, легко становится гражданином Европы и мира. Вдумайтесь в невероятное пророчество, которое формулирует Кроче на последних страницах «Истории Европы»: «Пока по всей Европе мы присутствуем при зарождении нового сознания, новой национальности (потому что, как я уже сказал, нации не являются природной данностью, но являются данностью сознания и исторических формаций); и подобно тому, как уже семьдесят лет неаполитанец из древнего Королевства и пьемонтец из субальпийского королевства являются итальянцами, не отказываясь от своего прошлого бытия, но подстраивая и разрешая его в новом бытии, так и французы, и немцы, и итальянцы, и все остальные станут европейцами, и их мысли будут обращены к Европе, и сердца будут биться для нее, как прежде бились для их малых родин, не забытых, но еще более любимых» [147]. Есть, однако, глубокая политическая причина, которая заставляет поставить концепцию Родины в центр гражданского воспитания, а именно то, что любовь к Родине – форма caritas, сострадательной любви к кому-то или к чему-то, в которой сочетаются красота, ценность и хрупкость. Именно эта констелляция страстей, чувств и разума побуждает к заботе и служению, двум важнейшим аспектам жизни гражданина.

Рядом со страстью к свободе я ставлю страсть к негодованию, понимаемую как глубокое чувство отвращения к несправедливости, которое свойственно великодушным людям и, наоборот, совершенно неизвестно душам раболепным и низким. Терпеть, когда вас валяют в грязи, и воспарять, когда в ней валяют ваших друзей, писал Аристотель в «Никомаховой этике» (IV, 1125b, 30-1126b. 10), – это отношение рабов. В отличие от сострадания, т. е. боли, испытываемой перед лицом незаслуженных страданий других людей, негодование в узком смысле слова – это праведный гнев перед лицом несправедливости, или точнее гнев праведных: гнев, направленный на людей, в отношении которых справедливо испытывать гнев. Негодование – это, таким образом, здоровый гнев, подвластный разуму, и как таковой может, более того, должен, жить в душе даже у кроткого человека. Боббио определял его как «оружие, без которого нет упорной и продолжительной борьбы, без которого при приближении к победе ослабевали бы, а будучи побежденными – уступали» [148]. Это добродетель предшественников, тех, кто демонстрирует, что можно бороться, и воодушевляет других последовать своему примеру, даже когда осторожность, приводя веские доводы, подсказывает, что лучше остановиться, промолчать, приспособиться и подчиниться. Тот, кто действует, руководствуясь негодованием, «исключает интересы и расчеты» и становится способен на «фанатизм» основателей, которые полны искреннего энтузиазма и умеют перевести мысль в действие, как писал Пьеро Гоберти в 1922 г. [149]

Непреклонность против податливости; защита Конституции против любой попытки (нам не следует ждать многого, и они победят) исказить ее, превратив в инструмент господства; моральное и гражданское воспитание против политики, сведенной к простой видимости и распоряжению властью; любовь к свободе и негодование по отношению к приманкам свободы слуг и примиренчеству. Это все концепции, которые известны давно, хорошо осознаны, но к которым прислушаются лишь немногие, а большинство пожмет плечами или встретит их сарказмом. Ничего страшного. Хочу заметить, что истинное возрождение – из рабства к свободе – всегда происходило благодаря открытию заново древних принципов. Так было во время и первого, и второго Рисорджименто.

Паоло Силос Лабини завершил свою последнюю книгу «Увы тебе, раболепная Италия. Призыв к моим соотечественникам» призывом к политическому руководству левых покончить со снисходительностью в отношении Берлускони и вернуться к идеалам своей юности. Прошло уже пять лет, но никто не внял этому призыву и не проявил никаких признаков того, что собирается ему внять. Вместо большей непреклонности господствуют еще сильнее выраженные разногласия. Мудрость советует не повторять призывов. Если и следует выступить с призывом, я обращаю его к людям с большой душой, и это призыв бороться за свободу граждан в силу простого морального выбора, не надеясь на вознаграждение или победу.