Адам Смит - Теория нравственных чувств

Привязанность эта составляет результат скорее нравственной привычки, чем физического родства, предполагаемого между родителями и детьми. Впрочем, муж, в особенности ревнивый, несмотря на нравственную привычку к детям, растущим на его глазах, нередко чувствует отвращение и даже ужас к тому из них, которого считает плодом неверности своей жены: он смотрит на него как на вечное напоминание о личном бесчестии и о бесславии своего семейства. Между людьми, одаренными счастливым характером, необходимые или естественные обстоятельства нередко порождают дружбу, мало чем отличающуюся от той, которая естественно возникает между членами одного и того же семейства. Товарищи по месту службы, по торговому предприятию называются братьями и часто по-братски расположены друг к другу. Доброе согласие приносит им общую пользу. Если они обладают хоть небольшим благоразумием, то естественно расположены к взаимному согласию. От них и ожидают подобных отношений, а разлад между ними лег бы на них бесславием. Такой род привязанности римляне называли necessitudo, этимология которого показывает, что эта привязанность была неизбежным следствием условий, в которых она возникает 64 64 В латинском языке слово necessitudo означает как неизбежность, неотвратимость, необходимость, так и неразрывную связь, тесную зависимость или дружбу. .

Такого рода привязанности могут возникнуть между соседями по самым незначительным поводам. Нам симпатично уже само лицо человека, которого мы встречаем ежедневно, если только он не причинил нам никакого зла. Соседи могут помогать друг другу или наносить друг другу вред. Если они доброго нрава, то они естественно расположены ко взаимным услугам. На согласие между ними можно рассчитывать, а на дурного соседа смотрят вообще как на злого человека. Существует множество мелких услуг, оказывать которые естественнее соседям, чем совершенно посторонним людям.

Вследствие естественной склонности приспосабливаться самим и уподоблять, насколько это зависит от нас, наши чувства, мнения и страсти тем, что мы обнаруживаем у людей, с которыми живем и чаще всего общаемся, влияние на нас хорошего или дурного общества чрезвычайно заразительно. Человек, посещающий рассудительных и добродетельных людей, хотя бы сам по себе и не походил на них, почувствует, по крайней мере, хоть какое-нибудь уважение к благоразумию и к добродетели. А человек, посещающий испорченных и безнравственных людей, вскоре потеряет естественное отвращение к безнравственности и пороку, хотя бы сам и не имел порочных наклонностей. Сходство, нередко встречаемое в нравах людей, принадлежащих к одному и тому же семейству, вероятно, проистекает из нашей естественной склонности подражать тем, с кем мы вместе живем. Характер семьи, как и лица ее членов, является, по-видимому, результатом не только одних нравственных отношений, но и известных физических особенностей. Впрочем, внешний облик семьи целиком обязан последним.

Среди всех привязанностей, какие мы можем испытывать к человеку, самые благородные и самые заслуживающие уважения суть те, в основании которых лежат одобрение и уважение, подтвержденные временем и жизнью. Дружеские отношения порождаются вовсе не вынужденной симпатией и укрепляются не привычкой, создающей удобства, а являются результатом более естественной симпатии, невольного чувства осознания того, что человек, к которому мы привязываемся, действительно достоин одобрения и уважения. Такие дружеские отношения возможны только между добродетельными людьми: они одни чувствуют друг к другу то безграничное доверие, вследствие которого они знают наперед, как они поступят по отношению друг к другу при любых обстоятельствах. Порок непостоянен и своенравен, одна только добродетель неизменна и надежна. Привязанность, основанная на любви к добродетели, не только самая нравственная, но и самая счастливая, самая постоянная и самая прочная привязанность. Она может простираться не только на отдельную личность, но и на всех добродетельных людей, которых мы хорошо знаем. Ограничить эту привязанность только двумя лицами – значит внести в тихую и рассудительную дружбу ревность и безумие, свойственные любви. Внезапные и страстные отношения, возникающие между молодыми людьми, бывают обыкновенно основаны на каком-нибудь сходстве в характерах, на какой-нибудь общности вкусов, занятий, удовольствий или мнений, которые не являются общепринятыми. Они так же легко завязываются, как и разрываются, и ни в коем случае не заслуживают священного имени дружбы.

Из всех людей, предназначенных самой природой для наших благодеяний, первое место занимают лица, уже доказавшие нам свою привязанность. Природа, вложившая в людей взаимную благожелательность, столь необходимую для их счастья, возложила на каждого из них самую отрадную и самую великодушную заботливость о тех, кто уже выказал нам подобную заботливость. Хотя их признательность и не всегда соответствует нашему благодеянию, ей, однако, всегда будет соответствовать симпатическое чувство беспристрастного наблюдателя. Всеобщее негодование против гнусной неблагодарности, по-видимому, увеличивает цену благодеяния. Человек, совершивший благодеяние, никогда полностью не теряет плодов своего доброго дела. Если ему не отплачивает признательностью обязанный ему человек, то он вознаграждается сторицей справедливостью, воздаваемой ему прочими людьми. За добро нам отплачивают добром же; и если главное наше желание состоит в том, чтобы нас любили, то лучшее средство для его достижения – доказать нашими поступками действительную любовь.

За лицами, которым мы обязаны благими делами вследствие их отношения к нам, оказанных ими услуг или их личных достоинств, следуют люди, которые имеют право на наше внимание и на наши услуги, например люди, отличающиеся от прочих своим замечательным положением: особенно удачливые и особенно неудачливые, богатые и могущественные или бедные и несчастные. Различие сословий, общественное спокойствие и порядок основаны на особенного рода уважении, естественно оказываемом нами первым. А облегчение и уменьшение человеческих страданий вытекают из нашего сострадания ко вторым. Общественное спокойствие и порядок имеют даже большее значение, чем облегчение участи несчастных. Относительно знатных людей мы можем грешить только излишним выражением нашего уважения, а относительно несчастных – отсутствием симпатии. Вот почему моралисты побуждают нас к благотворительности и к состраданию и, напротив, стараются предохранить нас от ослепления внешним блеском. В самом деле, последний до того ослепителен, что знатным людям мы нередко отдаем предпочтение перед людьми благоразумными и добродетельными. Тем не менее природа так мудро устроила, что различие сословий, общественное спокойствие и порядок лучше обеспечиваются тем, что они основаны на не подлежащем сомнению различии происхождения и богатства, чем на более тонком и менее осязаемом различии, представляемом достоинством и добродетелями. Первое прямо бросается в глаза многих, и только изысканное нравственное чувство может распознать второе. Мудрость природы так же очевидна и в этом случае, как во всех остальных.