Карло Гинзбург - Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке

Нужно согласиться с Гинзбургом, что своеобразный духовный мир крестьян, воззрения которых он исследовал, и прежде всего Меноккио, полностью не объясним посторонними влияниями. Конечно, эти влияния, попав на определенную социально-культурную почву, были ею усвоены и преобразованы. Проблема состоит в том, чтобы понять, что представляла собой эта почва. Только ли пласты архаических представлений, сохраняемых устной традицией, — то, что Гинзбург именует «народной культурой»? Или же это была культура народа, низших, угнетенных классов, не только хранящая древнюю фольклорно-мифологическую традицию, которая, впрочем, все больше вымывалась из глубины ее памяти, но и развивающаяся, вырабатывающая адекватные запросам и вызовам времени формы сознания и творчества. Первый взгляд видит в народной культуре собрание закоснелых поверий, ведущих — по крайней мере в XVI в. — подпольное существование и лишь под влиянием чрезвычайных обстоятельств * * У Гинзбурга названы в качестве таковых книгопечатание и Реформация; к ним можно было бы добавить социальные потрясения, столкновение культурных традиций. выходящих на поверхность, второй видит в ней живой, духовный организм, способный к продуктивной, творческой деятельности. Склоняющийся к первой точке зрения Гинзбург в случае с Меноккио, несомненным представителем народного умонастроения, корни его веротерпимости (а более широко — религиозного радикализма), мечтаний о переустройстве общества, натурфилософских идей усматривает «в непроницаемой глубине прошлого, в неизвестной нам культуре деревни». С таким подходом невозможно согласиться, ибо все указанные воззрения носят не внеисторический характер; они не могли быть актуальны для «культуры деревни» (и не только деревни) на всем протяжении ее истории вплоть до развертывания Реформации и Контрреформации, до социального и культурного перелома XVI в.; возникнув в определенную историческую эпоху в связи с теми проблемами, с которыми столкнулось европейское общество, эти воззрения в их интерпретации у Меноккио обнаруживают живую реакцию народной среды на конфликты в общественном развитии, религиозной сфере и культуре их времени.

Успех более ранней книги Гинзбурга о «бенанданти», в которой ему удалось в крестьянских верованиях, ставших объектом инквизиционных разбирательств, проследить черты древнего аграрного культа, несомненно спровоцировал итальянского историка пойти в том же направлении при изучении материалов инквизиционных процессов над Меноккио, хотя подлинная самобытность этого сельского мыслителя не в отражении им вековой устной традиции, а в его чуткости к новейшим веяниям эпохи, способности с позиций человека из простонародья высказать отношение к самым злободневным социальным, религиозным и мировоззренческим вопросам. Тем не менее, установка на реконструкцию «глухих народных верований» не помешала Гинзбургу провести полноценное исследование и по его итогам издать интереснейшую книгу. Свою роль тут сыграла научная добросовестность итальянского историка, ни в коем случае не пренебрегавшего и теми источниками, которые, казалось, могут идти вразрез с его концепцией. Меноккио, этот философ-самоучка, обвиненный в ереси и вольнодумстве, представлен на широком фоне основных тенденций и явлений социальной, религиозной, церковно-политической и даже экономической жизни Италии середины—второй половины XVI в. И судьба этого человека, имевшая не столь уж необычное для своего времени трагическое завершение, и судьба каждой из его идей прослежены со всей возможной тщательностью, для чего автор привлекает обширнейший материал источников, обращается к трактатам гуманистов и реформаторов, фольклорной традиции, сочинениям простого люда, переводам с латыни средневековых религиозных компендиев, частной переписке, делопроизводству инквизиции и церкви, частно- и публично-правовым документам. В результате через духовный мир Меноккио довольно полно был воссоздан облик эпохи, весьма своеобразный, ибо ее судит, сам представ перед трибуналом инквизиции, не чуждый интересам высокой культуры простолюдин, представитель редко умевшего внятно заявить свою позицию немотствующего большинства. Голос этого человека донес до нас итальянский историк.

О работах Карло Гинзбурга отечественный читатель, интересующийся проблемами истории культуры, знает уже довольно давно. В 1982 г. вышел в свет реферативный сборник, в котором Л.М. Баткиным был сделан добротный обзор двух книг итальянского исследователя — одной публикуемой ныне, другой о «бенанданти» * * Культура и общество в средние века: методология и методика зарубежных исследований. М., 1982. С. 62–79, 112–125. . Тогда же в 80-е гг. появляются ссылки на труды Гинзбурга в научных исследованиях на русском языке. В 1990 г. в ежегоднике «Одиссей» напечатана в переводе с французского статья непосредственно самого Гинзбурга, посвященная изучению мифологической структуры, лежавшей в основе средневековых концепций ведовства * * Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки. Перевод Е.Ю. Симакова // Одиссей. Человек в истории. М., 1990. С. 132–146. . Другая его статья по этой же проблеме, показывающая, сколь проницательно высокая культура позднего средневековья (в лице крупнейшего философа и церковного деятеля эпохи Николая Кузанского) угадывала связь распространенных в деревенской среде культов богини богатства и удачи с древними языческими верованиями, вышла на русском языке в сборнике материалов конференции о французской исторической школе «Анналов» ** ** Гинзбург К. Опыт истории культуры: философ и ведьмы. Перевод Ю.Л. Бессмертного // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М., 1993. С. 29–40. . В этом ряду можно также упомянуть еще одну изданную в русском переводе в 1998 г. работу Гинзбурга, касающуюся проблем преемственности германских традиций в идеологии и практике национал-социалистической Германии *** *** Он же. Германская мифология и нацизм. Об одной старой книге Жоржа Дюмезиля. Перевод С. Козлова // Новое литературное обозрение. 1998. No 31. С. 73–93. .

Кроме конкретно-исторических трудов итальянского исследователя внимание привлекли его работы по проблемам эпистемологии гуманитарных наук. В 1994 г. в «Новом литературном обозрении» появилась статья о так называемой «уликовой парадигме» **** **** Он же. Приметы: Уликовая парадигма и ее корни. Перевод С. Козлова // Новое литературное обозрение. 1994. No 8. С. 32–61. , в принципах которой автор усматривает характерные черты и методы современного гуманитарного знания. С этой же стороны состоялось у нас первое прямое знакомство с книгой «Сыр и черви», поскольку выполненный отдельно перевод предисловия к ней вышел в свет в 1996 г. в малотиражном издании * * Гинзбург К. Предисловие к книге «Сыр и черви. Образ мира у мельника XVI века» // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 40–53. , предназначенном дать представление о новейших зарубежных подходах к истории культуры. Конечно, давно назрела необходимость познакомить широкий круг отечественных историков с книгой целиком. Публикуемый ныне перевод, выполненный на самом высоком уровне, призван это сделать. Хотя впервые на итальянском языке работа Гинзбурга «Сыр и черви» увидела свет около четверти века тому назад, она ни в коей мере не утратила и сейчас ни научной актуальности, ни познавательного интереса. Хотелось бы надеяться, что настоящей публикацией освоение ученым миром нашей страны главных трудов Гинзбурга только начинается, и вслед за ней в скором времени на русском языке появятся также его исследования о «бенанданти» и ведовстве, труды по истории идейной борьбы в период Реформации.