Коллектив авторов - История философии

Шлейермахера заинтересовала проблема иного сознания, чужого «Я». Возможно ли проникнуть в духовный мир другого человека, понять его чувства и мысли? Шлейермахер положительно отвечает на этот вопрос. Чужое сознание открывается нам, когда мы вживаемся в позицию автора текста, начинаем смотреть на мир так, как это делал он, оцениваем события, пользуясь его мерками. В таком случае достигается конгениальность (совпадение) нашего духовного состояния с тем, которое было у автора текста. Очевидно, Шлейермахер придерживался психологической интерпретации осмысления иного сознания. Важно отметить, что он первым обратил внимание на несводимость знаний к логико-дискурсивной стороне, построенной только на формальном рассуждении, – они характеризуются еще и эмоциональной наполненностью. Шлейермахер сделал вывод об укорененности знаний в неповторимом духовном мире личности, придающем им индивидуальную окраску. Поэтому, чтобы понять смысл текста, необходимо восстановить переживания автора.

Для обнаружения смысла текста Шлейермахер предлагает метод герменевтического круга, получивший позднее широкое распространение. Метод заключается в понимании целостного сообщения через его части и понимании частей исходя из целостного контекста. Так, слово является частью предложения, предложение – частью отдельного сообщения, а сообщение – частью всего духовного мира автора. Шлейермахеру ясно, что процесс интерпретации текста связан с выявлением предпосылок его создания, которые не всегда осознает даже сам автор. Кроме того, тот, кто взялся истолковывать текст, вносит в его смысл нечто от себя. Потому процесс трактовки имеет циклический характер с постепенным нарастанием глубины постижения смысла. Есть ли здесь предел? Философ считает, что интерпретация полностью исчерпывается, когда достигает абсолютного тождества со смыслом произведения.

Последователь Шлейермахера Дильтей признавал герменевтику незаменимым средством гуманитарных исследований. Он склонялся к мысли, что понимание людьми явлений и событий возможно благодаря одному обстоятельству: между ними и подлежащей интерпретации реальностью помещается третий элемент – культура. Философ открыл, что в сфере культуры создаются знаки и символы, доступные нашему восприятию. Исключительно важно то, что символы служат своеобразными кодами совершенно конкретных проявлений жизни. Скажем, большое количество хорошо одетых людей на улицах свидетельствует об экономическом благополучии города. Именно знаки и символы раскрывают нам смысл действительности и делают ее понятной.

В теории герменевтики значительное место заняла выдвинутая Хайдеггером идея экзистенции как понимания. Знаменитый философ отмечает, что мышлению всегда предшествует состояние, когда человек вовлечен в ситуацию, которая только затем осмысливается. Следовательно, сам способ нахождения человека в определенных обстоятельствах уже есть своеобразное понимание сложившейся ситуации.

Эта идея получила дальнейшее развитие в работах Ханса Георга Гадамера(1900–2002), пытавшегося определить условия, которые вообще делают понимание возможным. Дильтей, по его мнению, слишком сильно ориентировал гуманитарные науки на методы естествознания. Между тем очень важно учитывать целостность опыта и жизненной практики. В осмыслении действительности рядом с естествознанием надлежащее место занимают философия, история, искусство. Философ уверен, что, например, искусство добывает такую истину, которая недостижима никаким иным способом познания. Искусство обусловливает целостность опыта и способствует ориентации человека в сфере ценностей. Игра – основное средство искусства – моделирует жизнь человека. Художественные произведения обогащают наш опыт и совершенствуют таким образом духовный мир личности.

Для Гадамера понимание – это способ существования человека, поскольку его бытие реализуется не иначе, как через целесообразную деятельность, познание и оценку. Здесь явно заметна попытка философа отойти от гносеологизма предшественников и вернуть философии возможность решать вопросы бытия. В этом плане показательна трактовка им понимания как опыта. Подобная трактовка основывается на понимании того, что действительность не только познается, но и практически испытывается человеком в процессе его жизнедеятельности с целью выяснения способности этой действительности быть местом жизни и полем деятельности. Потому нам важно не познание само по себе, а целостный опыт существования в мире.

Большое значение в формировании опыта Гадамер придает традиции. Он убежден, что традиция содержит первичные, допонятийные и дорефлексивные формы освоения бытия. «Задолго до того, как мы начинаем постигать себя в акте рефлексии, мы с полнейшей самоочевидностью постигаем самих себя в качестве членов семьи, общества и государства, в которых мы живем» [310], – замечает философ. Роль традиции он видит в том, что она формирует предпонимание явлений и тем самым служит исходным базисом теоретического познания. Все новое возникает в границах уже имеющегося опыта.

Гадамер убежден, что в обычной жизни смысл определенных явлений осознается благодаря предрассудкам, укорененным в культуре. Философ весьма критически относится к требованию Просвещения очистить разум от предрассудков. Их уничтожение не конструктивно. Целиком оправданным будет обратное: поиск и селекция правомерных и неправомерных предрассудков, ибо именно этот пласт культуры связан с предугадыванием более сложных духовных конструкций рационального характера.

Гадамер осознает, что понимание явления зависит не только от его собственного содержания или позиции автора, свою роль здесь играют также духовный склад интерпретатора и конкретные социально-культурные условия, в которых он действует. Нетрудно понять, что такой подход смещает проблему поиска смысла в новую плоскость. На первом плане оказывается продуктивная сторона истолкования текстов, рассматриваемых в самом широком смысле – как любых символов, свидетельствующих о явлениях культуры. Интерпретация больше не принимается за простое воспроизведение авторского видения, она становится самостоятельным сотворением смысла. Вполне естественно, что этот процесс мыслится бесконечным. «То, что зафиксировано письменно, свободно от случайности своего происхождения и своего автора и раскрыто навстречу новым позитивным связям, – убеждает Гадамер. – Нормативные понятия, вроде точки зрения автора или понимания первоначального читателя, в действительности представляют собой лишь пустое место, каждый раз заполняемое заново» [311].