Карл Кантор - Тринадцатый апостол

– Довольно маяковщины…

– Дайте нам искусство, доступное простому глазу и простому здравому смыслу.

– Довольно маяковщины.

Пора РКП в лице рабочих и контролеров поговорить с маяковщиной на прозаическом языке цифр, смет и ассигновок.

Пусть маяковщина ищет себе меценатов на Смоленском рынке, если там есть такие простаки, но не в Наркомпросе.

С нас довольно и прежней слабости характера» [64].

Статью подхватили все местные парторганизации страны и все местные газеты. На этот раз травля Маяковского продолжалась недолго. В 1922 г. Ленин публично похвалил Маяковского: «Случайно я прочитал вчера в “Известиях” одно стихотворение Маяковского на политическую тему. Я редко испытывал такое живое удовольствие с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении («Прозаседавшиеся». – К.К.) он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают». До 1927 г. Маяковского не шельмовали и даже позволяли разъезжать по заграницам как «полпреду стиха». А в 1927 г., когда троцкисты во время своей «параллельной» демонстрации в 10 годовщину Октября использовали на транспарантах тексты плакатов РОСТА Маяковского, был выписан, по мнению Б. Горба, мандат на убийство автора лубка РОСТА № 393. Что же крамольного, троцкисткого содержалось в этом агитплакате, сделанном в 1921 г, за использование коего как лозунга в 1927 г. следовало убить автора? Судите сами: «1. Мы должны восстановить промышленность во что бы то ни стало. 2. Сдадим в аренду предприятия. 3. На заграничные покупки денег отпускаем немало. 4. Действительно ли у нас ничего нет? 5. Если для учета принять меры, окажется, что мы не нищие, а миллиардеры».

Да, в этом плакате РОСТА № 393 1921 г. подняты вопросы, которые не только в 1927 г, но и в 2006 г. требуют ответа от руководства страны, – теперь уже не СССР, а России. Но вернемся к оценке Маяковским Октябрьской революции. О том, что она такое, как раз и велись ожесточенные дискуссии в 1927 г. между сталинистами и троцкистами, в которых последние потерпели поражение.

В 1918 г. Маяковский написал программное стихотворение, на века прославившее Октябрь – победный, но двуликий, каким он и был на самом деле.

Вспомните, как столяр с риском для жизни лезет на крышу троекуровской усадьбы (где запертые крестьянами горят неправедные судьи), чтобы спасти забытого котенка. Как это похоже. Жестокость к жестоким и милосердие к невинному существу. Назвав Октябрьскую революцию двуликой, Маяковский выразил самое сокровенное о российской социокультуре: двуликость пронизывает все ее проявления. Враги, недоброжелатели видят в ней только темную сторону, и она для них ВСЯ оказывается такой. Другие видят в ней только ее светлый лик, и она для них подобна восходу солнца. Темных сторон Октября они не замечают. А между тем двулико ее государственное устройство, двулика правящая партия, двулико ее руководство, двулик ее вождь, двулик и ее поэт, который с первых же шагов определил, какова антиномичная социокультура России. Собственно, любые явления жизни – естественной, социальной, социокультурной, экономической, политической, духовной и индивидуальной – двулики, имеют две противоположные стороны, или, иначе, являются внутренне противоречивыми. Взаимодействие этих двух противоположных сторон и ведет к развитию – оно может быть природным, социальным, историческим и индивидуальным. Ведущая сторона противоречия, обогатившись всем, что содержала противоположная сторона, не исчезает, она сохраняется как ведомая сторона противоречия, ушедшая в тень, и позволяет прежде ведомой, а теперь ведущей стороне противоречия воспринять опыт внешне отделенной от нее бывшей ведущей стороне воспринять итоги ее развития.

К.С. Петров-Водкин. Смерть комиссара. 1928 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Разделение единого на противоположные стороны уступает их соединению. Тезис сменяет антитезис, объединение тезиса и антитезиса образует существенно новый этап развития, выход за границы и тезиса, и антитезиса в новое время и в новое пространство. Двуликость российской социокультуры иная. Раздвоившись и просуществовав некоторое время в раздвоенности, ансамбль возвращается к своей отторгнутой противоположности как завершающей целостность. Здесь нет развития, а лишь движение по кругу. Здесь происходит ricorso, только совсем не в том смысле, как у Джамбаттисты Вико. Революция несет в себе свою противоположность – контрреволюцию (или реставрацию), новация содержит в себе свою противоположность – ретроспекцию. Внешние формы проявлений меняются, кажется, вот-вот начинается что-то новое, но все явственнее проступают черты возврата. Линия Мебиуса – графический ключ социокультуры России. Октябрьская революция стала вырождаться, превращаться в собственную противоположность в тот самый день, когда она произошла.

Особое место в ряду других рецензий на «150 000 000» занимает отзыв В. Брюсова, где тот дает высокую оценку поэме. В своей обзорной статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» он подводит итог всей работе Маяковского первых лет революции. «Стихи Маяковского принадлежат к числу прекраснейших явлений пятилетия: их бодрый слог и смелая речь были живительным ферментом нашей поэзии. В своих позднейших стихотворениях Маяковский усвоил себе манеру плаката: резкие линии, кричащие краски. При этом он нашел и свою технику – особое видоизменение свободного стиха, не порывающего резко с метром, но дающего простор ритмическому разнообразию; он же был одним из творцов новой рифмы, ныне входящей в общее употребление как более отвечающей свойствам русского языка, нежели рифма классическая (Пушкин и др.). Наконец, в сфере языка Маяковский, с уверенностью применяя принципы Хлебникова, нашел речь, соединяющую простоту со своеобразием, фельетонную хлесткость с художественным тактом» [65].