Дуглас Хардинг - Маленькая книга жизни и смерти

Аарон, певец, танцор и гитарист-виртуоз, в тридцать шесть лет оказывается неспособным поддерживать вес собственного тела без посторонней помощи и шевелить руками и ногами, будучи едва в состоянии дышать и говорить. Его плоть гниёт на его костях. И он говорит: «Я никогда не чувствовал себя таким живым за всю свою жизнь… Каждого, кто входит в это пространство, я люблю — не как одно существо другое, не из отделённости». Левин замечает, что Аарон не так уж исключителен: многие умирающие говорили ему, что наконец чувствуют себя по-настоящему живыми [10] Stephen Levine, Who Dies ? New York, Anchor Books, 1982, p. 57 и далее. — Прим. автора .

В Части 3 я буду исследовать три подхода к той смерти, которая ожидает меня, — нисходящую дорогу всё убывающей жизни, угасания жизни; восходящую дорогу всё более изобильной жизни, возрастающей реализации; и вертикальный подъём или взлёт и мгновенное прибытие (независимо от возраста) к цели, которая есть не что иное, как смерть самой Смерти.

На днях один мой друг ездил навестить женщину, живущую в доме престарелых. Старушка сохранила разум, но почти полностью утратила зрение и слух. Она не могла читать и смотреть телевизор, и люди мало с ней разговаривали — общение было слишком затруднено. Очевидно, раньше она вела нормальную активную жизнь и преследовала с переменным успехом цели дома и семьи. Как бы то ни было, теперь это закончилось. Нет действия, нет задач, нет целей, нет удовольствий, нет интересов. Сомнительно, чтобы всё дело было в её дефектах. Для чего ей оставалось жить, в любом случае?

Какое-то время назад в этом году я останавливался в гостинице с занимающим высокое положение администратором, который работает в фирме, производящей американские самолёты. Он рассказал мне, что произошло со многими его старшими коллегами — добросовестными и успешными, как и он, — когда они ушли на пенсию. Поразительное число этих людей умерло через несколько месяцев, год или два. Физически они были в хорошей форме, экономически — благополучны, психологически им пришёл конец. Как у женщины в доме престарелых, у них не было причины продолжать. Жизнь была бессмысленна.

Особенно на Западе приводящая в ужас проблема старения начинает заявлять о себе слишком рано в жизни — задолго до пенсионного возраста. «Если не преуспел к тридцати пяти, никогда не преуспеешь», — говорят вокруг. А если всё-таки преуспел, оставшаяся жизнь, как предполагается, будет чем-то вроде спада. И в том, и в другом случае вы проигрываете. Индустрия рекламы, точно чувствуя и искусно направляя массовые настроения, делает акцент на молодости, преувеличенной и приукрашенной, чуть ли не обожествляемой. Очарованные этими блистающими богами и богинями экрана, мамы стремятся быть сёстрами своим дочерям, папы — братьями своим сыновьям. Дедушки выряжаются в шорты и молодёжные головные уборы и отправляются на природу жить в палатках, в то время как бабушки делают пластические операции. Владельцы похоронных бюро заботятся о том, чтобы даже трупы не выглядели на свой возраст. Все знают, что кривая жизни достигает пика в возрасте примерно тридцати лет, и впоследствии каждый должен пытаться выглядеть, вести себя и мыслить так, как будто он застрял на этом пике, и откладывать спуск до горького конца. А горьким он и должен быть. В современном мире у старости мало достоинства и нет собственной ценности, нет светлой добродетели, чтобы компенсировать её унижения и увечья. Любая дорога — это дорога ВНИЗ. И даже если она не рассматривается как болезнь, приходится признать, что прогноз не мог быть хуже. И что, хоть это на самом деле не преступление, наказание никогда не бывает мягче, чем смертная казнь.

Учитывая эти современные настроения, нет ничего удивительного, что стариков поздравляют (если их вообще с чем-то поздравляют) с тем, что они не старики! Наоборот, их хвалят за то, что они ходят, говорят, водят машину или играют в игры с мячом, как кто-то в два раза моложе! Как если бы было нужно превозносить ребёнка за то, что он достиг средних лет! Как печальна, если не сказать оскорбительна, подоплёка, что старость — бедствие! Она действительно бедствие, когда она смотрит назад, не имея собственных перспектив, смысла и задач.

Эта мрачность — не исключительно современная и западная. Убеждённость Будды в том, что жизнь полностью неудовлетворительна, возникла отчасти из его видения старости. По преданию, когда он был молодым принцем, его оберегали от трагической стороны вещей. И однажды, выезжая из дворца, он увидел старого человека, больного человека и мёртвого человека. Он был так шокирован, что стал странствующим аскетом, решив во что бы то ни стало найти причину такого страдания и лекарство от него.

В то время как существующее сейчас плохое мнение о заключительной стадии жизни имеет что-то общее с мнением Гаутамы Будды, наш метод решения проблемы в корне другой. Его доставшийся тяжёлым трудом путь полного осознания и приятия сработал; наш лёгкий путь уклонения совсем не работает. Эти жалкие попытки продлить молодость, утаить неизбежные факты идущей на убыль жизни лишены всякого достоинства, практичности и здравого смысла и не делают ничего, чтобы облегчить боль вынужденного бездействия. Чем остаётся быть тому, что было? Когда очаровательные цели, преследовавшиеся в детстве и молодости, достигнуты — или же оказались недостижимыми — и поэтому неизбежно лишены того очарования, которое им придавало расстояние, какие сравнимые с ними новые цели вырисовываются вдали для стареющего человека? Ну, он или она всегда может попытаться собирать коллекцию — морских ракушек, почтовых марок, серебряных изделий, предметов антиквариата, акций и облигаций, директорских постов, газетных объявлений, почётных степеней, учеников, хороших поступков — всё это сводится в конце концов к одному и тому же: всё большему разочарованию. Ничто не подводит человека так, как успешная коллекция. Ничто не собирает более толстых слоёв пыли времени. И если человеку в конечном счёте удаётся выползти из-под своей коллекции и ускользнуть в Приют для Пожилых Граждан, он всё равно рискует оказаться в коллекционном бизнесе — накапливая шахматные победы, или номера в бинго, или, возможно, очки в малом гольфе. Всё, что угодно, чтобы заполнить время и вытеснить поджидающий нас призрак смерти. «Вечная проблема человеческого существа в том, как структурировать время своего бодрствования», — говорит Эрик Берн. Это проблема, которая усугубляется по мере того, как человек стареет, вплоть до самого конца.