Роджер Бэкон - Избранное

В отличие от распространенной впоследствии в Новое время (особенно в эпоху Просвещения) идеи отвержения авторитета как источника познания, Роджер Бэкон не отказывается полностью от доверия авторитету, заявляет, что все предшественники достойны почитания, но, тем не менее, предостерегает от принятия ложного авторитета за истинный и предлагает противостоять ложным авторитетам с помощью истинных, а также выслушивать разные мнения. Бэкон вскрывает психологические пути образования ложных авторитетов (следование детей за родителями, учеников — за учителями, подчиненных — за начальниками). По мнению Бэкона, среди людей совершенные встречаются еще реже, чем среди чисел совершенные числа [11] Совершенным называется число, равное сумме своих делителей, кроме него самого, например, 6 = 1+2+3. Среди первых десяти тысяч чисел всего четыре совершенных: это 6, 28, 496 и 8128. . По каждому вопросу существует большое количество возможностей для отклонения от истины. Никто не безошибочен, кроме авторов Священного Писания, поэтому необходимо исследовать и проверять мнения учителей, примеры чего в изобилии встречаются в истории философии. Так, древние, по их собственным словам, многого не знали, люди многое узнали после, поэтому последователи часто исправляют предшественников, например, Аверроэс Авиценну, а тот Аристотеля. Даже святые пересматривали свои мнения, спорили и поправляли друг друга. В этих рассуждениях Роджера Бэкона появляется столь редкий для Средних веков и столь ценный для Нового времени мотив прогресса знания: в будущем многие вещи, которых мы теперь не знаем, станут очевидными, пишет Роджер Бэкон (со ссылкой на Сенеку).

Другими препятствиями в постижении истины являются обычай и мнение толпы. Обычай в этом отношении хуже, чем авторитет, а мнение толпы еще хуже, его вообще не следует принимать во внимание. В связи с этим в произведениях Бэкона существует тема эзотеричности науки, совсем не характерная для научной культуры Нового времени, но присутствующая у ее предшественников — натурфилософов эпохи Возрождения. Тайны природы, по мнению Бэкона, не следует открывать толпе. С этой точки зрения понятно его убеждение, что предсказанные им невиданные технические достижения уже давно существуют, но специально скрыты и потому неизвестны не только широкой публике, но и ученым невеждам.

Теория причин невежества у Роджера Бэкона часто рассматривается как предвосхищение теории так называемых идолов, мешающих правильному познанию, сформулированной Френсисом Бэконом. Но в отличие от своего однофамильца францисканский философ не удовлетворяется перечислением вышеуказанных причин, а обсуждает их с духовно-этической точки зрения, указав самую главную, четвертую причину, лежащую в основе трех других. Таковой является сокрытие собственного невежества под видом мудрости, происходящее из гордыни. Именно из-за этой причины многие выдающиеся философы и богословы не были признаваемы в течение столетий. В критике горделивого невежества, притворяющегося мудростью, у Роджера Бэкона звучит францисканский мотив превосходства смирения и простоты.

Одно из положений, в котором, как часто указывают, Роджер Бэкон предвосхитил науку Нового времени, — значимость опыта в познании. По словам Бэкона, опытная наука, во-первых, проверяет заключения всех наук, во-вторых, предоставляет важные факты другим наукам, в-третьих, самостоятельно исследует тайны природы, независимо от других наук.

Подчеркивание значения опыта связано с некоторым принижением значения логического доказательства, рассуждения, аргументации. И опыт, и аргументы, по Бэкону, помогают познанию истины, но лишь опыт для этого в строгом смысле необходим. Ни одно, даже самое совершенное с логической точки зрения доказательство не удовлетворит человека, если он непосредственно не убедится на опыте в доказываемом факте. И математические доказательства принимаются только после опытной проверки — счета в арифметике, построения в геометрии.

Как и у Френсиса Бэкона, Галилея, а впоследствии у авторов эпохи Просвещения, подчеркивание роли опыта органично связано у Роджера Бэкона с критикой, как ложных авторитетов, так и мнений толпы, очень часто разоблачаемых с помощью опыта.

Тем не менее, было бы ошибочно видеть в опыте Бэкона что-то родственное современной экспериментальной науке. Речь не идет ни о сознательном вмешательстве в условия изучаемого явления с целью отделить действие одних факторов от других, ни о воспроизводимости результатов.

У Бэкона опыт означает все, что человек «испытывает» в самом широком смысле слова, непосредственное познание «лицом к лицу» с реальностью. Важно подчеркнуть, что это не только так называемый «чувственный опыт», восприятие чувствами. Наряду с чувственным опытом, который он называет внешним, Бэкон говорит также о внутреннем опыте. Внешний опыт должен дополняться внутренним при познании видимых вещей, а вещи невидимые познаются только внутренним опытом. Бэкон называет семь ступеней внутреннего опыта: 1) сугубо научные положения; 2) добродетели; 3) семь даров Святого Духа, перечисленных у Исайи (премудрость, разум, совет, крепость, ведение, благочестие, страх Господень, ср. Ис 11, 2–3); 4) евангельские блаженства (см. Мф 5, 3—12; Лк 6, 20–23); 5) духовные чувства; 6) плоды, превосходящие чувства, в том числе мир Божий; 7) восхищения разных видов (т. е. познание экстатического характера). Таким образом, «эмпиризм» Роджера Бэкона теснейшим образом связан не с сенсуализмом, а с живыми мистическими традициями, столь характерными для Средневековья.

Средневековая западная культура была латиноязычной. Даже греческий язык был известен плохо, в т. ч. наиболее образованным людям. Фома Аквинский, например, плохо знал греческий язык и, соответственно, греческую философскую литературу, знакомился с философией Аристотеля в переводе, причем это обстоятельство привело его к некоторым ошибкам в ее интерпретации [12] Некоторые из них оказались достаточно серьезными и наложили определенный отпечаток на его философию. Так, например, важное для томизма учение о Боге как esse ipsum (самом бытии) трактовалось Аквинатом как аристотелевское, поскольку было воспринято из переведенной с арабского Liber de causis (Книги о причинах), приписываемой Аристотелю, в то время как в действительности греческий оригинал этой книги принадлежал неоплатонику Проклу. Фома Аквинский об этом узнал уже в конце жизни. .

На этом фоне слова Роджера Бэкона о необходимости изучения языков, и не только греческого, но и еврейского, арабского и т. д. выглядят весьма актуальными для его времени. Главные называемые им причины необходимости их изучения связаны с отсутствием переводов, с низким качеством переводов и с принципиальными пределами возможности перевода. Роджер Бэкон понимал, что в латинском языке отсутствуют многие важные термины, что делает затруднительным адекватный перевод. Понимал он и то обстоятельство, что буквальный перевод во многих случаях не является адекватным.